Славянский оберег. Семантика и структура.

У южных славян на вербальном

уровне мотив реализован в форме ритуального диалога. В день Михаила архангела одна из женщин в доме садится на пол и зашивает полу своей рубахи. Другая ее {86} спрашивает: «Какво шиеш?» [Что шьешь?] — «На вълка устата, очите, ушите — да не яде овцете» [Волку рот, глаза, уши, чтобы не ел овец] (болг., Сливенско, Старозагорско [Колева 1981, с. 99]). У болгар в районе Габрово в неделю, на которую приходится день Михаила Архангела, совершается следующий диалог одна из женщин выходит за двери и начинает зашивать полу рубашки. Другая женщина ее спрашивает: «Какво шиеш тамо?» [Что ты там шьешь?]. Первая отвечает: «Шия на мечката и на вълка устата и очите!» [Зашиваю медведю и волку пасть и глаза!], после чего она закалывает иглу на груди [Маринов 1914, с. 524]. Этот же мотив может быть выражен другим образом: чтобы в доме не было мышей, в день св. Димитрия (26.10/9.11) прошивают полотняной ниткой каждую дыру в заборе и говорят: «Крпимо га очи да не видив, крпимо ги уста да не једев» [Латаем ему глаза, чтобы не видел, латаем ему уста, чтобы не ел] (серб., Леек. Морава [Ђорђевић 1958, с. 395]).

Все мотивы, содержащие семантику замыкания, завязывания, заплетания, зашивания, преследуют одну общую цель — обездвижить носителя опасности, сделать неподвижными его зубы, пасть, ноги. Для этого, как было показано выше, производятся соответствующие магические действия и произносятся тексты, содержащие соответствующую семантику. Однако связать, замкнуть челюсти носителю опасности, сделать их неподвижными можно не только определенными действиями, но и отсутствием действия, т.е. соблюдением запрета в конкретные календарные даты пользоваться бритвой, ножом, ножницами, гребнем, т.е. острыми предметами, которые в народной традиции символически отождествляются с волчьей пастью. Поэтому в течение нескольких осенних дней, когда отмечались «волчьи праздники» (празднуемые для того, чтобы на весь последующий год обезопасить себя от волков), ножницами (особенно предназначенными для стрижки овец и коз) ничего не режут и не разводят их концы, чтобы волчьи пасти не раскрывались (серб., болг. [Толстой 1984, с. 42-43, Ђорђевић 1, с. 214-218]). Запрет использовать в «волчьи дни» острые предметы, особенно ножницы, чтобы обездвижить волчьи пасти, иногда дополнялся ритуальным действием по связыванию опасности: в канун «волчьих праздников» хозяйка должна была связать все ножницы красной ниткой и спрятать их [Българска 1994, с. 74]. Поскольку ткацкие гребни повсеместно у южных славян также ассоциировались с волчьей пастью, то в «волчьи праздники» они соединялись зубьями попарно, что также рассматривалось как действенный способ замкнуть челюсти хищникам. В некоторых районах Сербии, чтобы замкнуть пасти волкам, в день св. Михаила Архангела соединяют вместе прялку и ткацкий гребень и оставляют в таком положении до {87} Юрьева дня [Ђорђевић 1, с. 214-215]. В Македонии в первый день «волчьих праздников» два ткацких гребня ставят по бокам прохода в загон для овец, обратив их зубьями к середине прохода. Прогнав овец через проход, хозяйка соединяет гребни зубьями друг с другом, говоря: «На дијанијата и на душманите да им се затворе уста!» [Диким зверям и врагам, чтобы им затворило рты!]. Соединенные друг с другом гребни она оставляет на воротах загона, а утром переносит их на обычное место, где их никто не должен трогать в течение всех «волчьих праздников» [Ђорђевић 1, с. 215].

5. Засыпать глаза носителю опасности. В северно-западной Сербии, в Мачве, при появлении градовых туч рассеивали пепел от рождественского очага, «чтобы пепел попал „им” (нечестивым, „сотонам”, „ветрогоням”) в глаза, чтобы „они” временно ослепли» [Толстые 1982, с. 83]. Чтобы предотвратить возможный вред семье со стороны самоубийцы, после его похорон угли и жар из печки выбрасывали на улицу — «ву́гли на вотлег [наотмашь] трэ́ба выкидаць на двор», чтобы засыпать глаза опасному покойнику (Туховичи ляхович. брест., ПА). Ср. также распространенный способ предохранения от сглаза — кидать в сторону потенциального носителя опасности щепотку соли, известный, в частности, в Полесье.