След крови

Поняв, что на все это потребуется время, Эмансипор встал и потянулся было через стол к оставленному Корбалом печенью, но Бошелен шлепнул его по руке:

– Ну-ну, Риз, что я вам говорил?

Осторожно взяв одинокую печенюшку, Бошелен спрятал ее в карман под плащом, но Эмансипор успел заметить вырезанный на лакомстве узор.

Откуда-то снизу донесся долгий, протяжный вопль.

Солдаты вздрогнули.

– Это наверняка наш гостеприимный хозяин, – улыбнулся Бошелен. – Полагаю, пытает узников в подземелье. Однако, заверяю вас, он скоро к нам присоединится, чтобы отведать моей выпечки.

– Наверняка Клыкозуб захочет, чтобы кто-то сперва ее попробовал, – предположил Риз, откидываясь на стуле и беря кубок с вином.

– Искренне в этом сомневаюсь, – ответил Бошелен. – Повелитель Клыкозуб не может обойтись без бравады, в чем мы вскоре убедимся. Так или иначе, его дегустатором буду я.

– Но с вашей неуязвимостью к яду, хозяин…

– Уверяю вас, любезный Риз, на сей раз обойдется без яда.

– Зачем тогда те узоры под глазурью, хозяин?

– Мой личный знак, Риз, – надеюсь, он таковым и останется. А теперь, хотя я пока что и не здешний повелитель, позвольте мне сыграть роль гостеприимного хозяина. – Бошелен указал худой бледной рукой на блюдо с грудой печенья. – Угощайтесь, господа, прошу вас.

– Нам вполне хватит и вина, спасибо, – фыркнула женщина. – Нет, Хек, давай уж без глупостей. Только вино.

Бошелен пожал плечами:

– Как пожелаете. Естественно, кто-либо не столь достойный, как я, мог бы и обидеться, учитывая все мои усилия на кухне и прочее.

– Вам не позавидуешь, – заявила женщина со всей прямотой банкира. – Хек говорил нам насчет возмещения ущерба. За ранения и прочее. К тому же еще остается открытым вопрос о нашей доле в добыче из Побора, которую нам обещала Сатер.

– Ах да, – кивнул Бошелен, потягивая вино, – конечно. Вы ведь совершили свое впечатляющее, хотя и несколько неразумное путешествие через целый океан исключительно ради денег. Воистину, в нас пробуждает самые низменные стремления инстинктивное желание… собственно, чего? Безопасности? Стабильности? Материальных благ? Статуса? Наверняка всего вышеперечисленного, в разных пропорциях. Если бы собаки понимали цену золота и серебра, они, вне всякого сомнения, ничем бы не отличались от любого из находящихся здесь. Естественно, за исключением меня и Корбала Броша, ведь богатство для нас – лишь средство для достижения цели, не говоря уже о том, что мы в полной мере осознаем, насколько эфемерна его ценность. – Он улыбнулся женщине и поднял кубок. – Можно ли назвать деньги и воровство неразлучными влюбленными? Двумя сторонами одного жалкого куска металла? Или алчность существует сама по себе, не находя в золоте и серебре ничего, помимо красивых символов присущей ей корысти? Склонны ли мы к накопительству по своей природе? Вкладываем ли мы средства в груды монет с мыслью о неведомом и непредсказуемом будущем, надеясь изменить судьбу? Хотим ли мы превратить нашу жизнь в устланное мягкими подушками ложе, теплое и надежное, и встретить свой прекрасный конец – раз уж он неизбежен – в той же постели? Что ж…

Женщина повернулась к Эмансипору:

– Он всегда такой? – Не ожидая ответа, она снова взглянула на Бошелена. – Ладно, давай уже закругляйся, выкладывай нашу долю, и мы уйдем восвояси.

– Увы, – сказал Бошелен, – мы ею не располагаем. Как я понимаю, бо`льшая часть сокровищ находится под остовом «Солнечного локона». Так что можете забрать его целиком.

– Если тот мародер его уже не забрал, – проворчал Эмансипор.

– Сомневаюсь, любезный Риз, учитывая ненастную погоду. Но местное население, которое живет с остатков кораблекрушений, естественно, станет оспаривать ваши действия и заявит свои права на означенное богатство.

– Прекрасно, – усмехнулась Подлянка. – Пусть только попробуют.

Бошелен пристально посмотрел на нее.

– Боюсь, – сказал он, – вы нисколько меня не заинтриговали, сударыня, что печально, ибо вы довольно-таки привлекательны, но с таким тоном и выражением лица вы скоро лишитесь всяческой красоты. Очень жаль.

Подлянка яростно уставилась на него, а затем снова сгорбилась в кресле и, достав нож, начала подрезать ногти.

– Что, теперь уже переходим к оскорблениям?

– Прошу прощения, – произнес Бошелен, – если из-за отсутствия какого-либо интереса с моей стороны вы почувствовали себя оскорбленной.

– Уж точно не хуже, чем почувствуешь себя ты с перерезанной глоткой.

– Ого, мы уже опускаемся до угроз?

Корбал Брош вернулся к столу, сел и огляделся в поисках своего печенья. Нахмурившись, он потянулся еще к одному.

– Друг мой, – обратился к нему Бошелен, – я бы попросил тебя пока воздержаться.

– Но я люблю глазурь, Бошелен. Она мне нравится. Я хочу полакомиться.

– Тебя ждет в кухне целая миска, я велел Ризу приготовить вдвое больше необходимого, зная о твоих пристрастиях. Так ведь, любезный Риз?

– Угу, хозяин, там в кухне еще осталось полмиски. Растертый в пудру сахарный тростник, умеренно очищенный и с добавлением меда. Думаю, все уже остыло.

Улыбнувшись, Корбал Брош встал и покинул обеденный зал.