След солдата

Группами, по две-три семьи, попыхивая сигаретами и не выпуская из рук больших зеленых веток для маскировки, шли горцы, возвращавшиеся из «стратегических» деревень в освобожденные села. Растерянно и робко отвечали они на вопросы солдат, несмело принимали предложенную помощь. Те, кто связал себя с врагом, ушли к Такону. Здесь же шагали те, кто твердо решил встать на сторону сил освобождения, кто хотел бороться за светлое будущее. То и дело несколько человек, срезая путь, сворачивали с дороги в чащу на едва приметные тропинки, которые угадывались лишь по сохранившимся группкам широколистых бананов или по торчавшим среди зелени обгорелым столбам. Эти тропинки вели к родным пепелищам. Солдаты торопили население, потому что над головами по-прежнему кружили самолеты, сбрасывая бомбы, которые оставляли на земле красные зияющие раны.

Каждому не терпелось взглянуть на родное село: одни долгое время провели на партизанских базах, другие возвращались из «стратегических» деревень. Здесь, на дороге, часто происходили радостные встречи после долгой разлуки. Рушилась прежняя жизнь, на смену ей шла новая, наполняя сердца радостью, зарубцовывая старые раны. Радость пришла в каждый дом - радость освобождения.

После первых же залпов, возвестивших о наступлении нашей армии, многие марионеточные солдаты, уроженцы здешних мест, дезертировали целыми группами и, выйдя лесными тропами к дороге, по которой шли на юг их родные и близкие, вливались в общий поток. А те, кто остался в марионеточной армии, теперь, как бродячие псы, кружили в районе Лангвэя. Еще до падения Лангвэя, сразу после разгрома Хуойшана, остатки разбитых марионеточных частей бросились к этому лагерю, но американское командование, не доверяя потерпевшим поражение воякам, велело закрыть ворота Лангвэя, который и так уже был забит до отказа…

Старый Фанг упорно пытался узнать что-нибудь о своем сыне, который, по всей видимости, находился сейчас где-то среди этих недобитых остатков. Высокую фигуру старика можно было увидеть или среди передвигавшихся воинских подразделений, или в густой толпе возвращавшихся горцев. Время от времени старик останавливался перед кем-нибудь из бывших марионеточных солдат, бредущих среди горцев. Они отвечали, опустив глаза, да и сам Фанг теперь скорбно и устало сутулился.

- Никого не знаешь по имени Кием? - спросил он как-то рябого солдата, прятавшегося вместе с ним от обстрела под мощной кроной дерева.

- Кием? Из Хуойшана? А вы ему кем приходитесь, не отцом ли? - в свою очередь спросил рябой, с любопытством и состраданием глядя на старика.

- Он убит? - спросил Фанг.

- Кто вы ему? Отец?

- Да. Он погиб? - настаивал старик.

- Когда мы оставили Хуойшан, он был жив. Он ушел к Лангвэю вместе с женой. А раньше мы с ним вместе были у американцев в Лаосе. Я очень его боялся, да и его красотку тоже…

Старику удалось найти еще нескольких человек, которые знали его сына. По всему выходило, что Кием был жив. Сием тоже пыталась узнать что-нибудь, в один из дезертиров рассказал ей, какие страшные минуты пережили они вместе с Киемом в Лангвэе. Ночью, когда Освободительная армия брала лагерь, они вдвоем спрятались среди трупов, а когда выстрелы стихли, пробрались по оврагу к дороге № 9. Там они расстались, разошлись в разные стороны. Кием решил идти через рощу кофейных деревьев - искать дорогу на Такон. Они разошлись молча, не сказав друг другу ни слова.

Сием сообщила эту новость старику. При этом у нее было такое же бесстрастное лицо, как тогда, когда она еще раньше узнала, что муж ее взял себе другую жену. Кием был теперь в окружении, значит, он не мог причинить ей вреда. Может, он уже погиб в Таконе? А если нет, то все равно прячется, как все там. Важно, что он уже ей не опасен. Зверь попал в капкан, и Сием пока ничто не угрожает. А ведь сколько раз за эти годы, с тех пор как он подался в солдаты, муж подстерегал ее на лесных тропах! Он смертельно боялся отца и не рисковал подойти к дому, но и не хотел отказаться от мысли увести с собой жену; даже потом, когда Кием нашел себе другую, он не мог забыть Сием. Она никому не рассказала о том, как однажды он подстерег ее в джунглях и овладел ею. Долго потом, даже когда она носила под сердцем ребенка, Сием не могла отделаться от настойчиво преследовавшего ее запаха сигарет и одеколона, его хриплого, звериного дыхания, обжигавшего лицо. Ребенок родился уродом и сразу же умер. В то время старый Фанг обычно надолго уходил на охоту. Как-то среди бела дня опять появился Кием. Схватив жену, он приволок ее к лестнице на кухне, прикрутил за тяжелые длинные волосы к одной из ступенек и, засунув кляп в рот, зверски избил двумя кнутами: не уберегла ребенка, вот и расплачивайся. Такой и нашел ее вернувшийся к вечеру старик: истерзанной, с кляпом во рту, с волосами, прикрученными к лестнице. Рядом валялись остатки кнута.

Израненная земля, оживая под дыханием весны, встречала солдат Освободительной армии.