След солдата

В южной части долины Кхесань живого места не осталось после бомбардировок: вывороченные с корнем деревья, заваленные землей ручьи, вместо горных полей чернели пепелища. Казалось, все живое здесь погибло под бомбами и снарядами, однако трава долголетия, как прозвали ее бойцы, едва наступила весна, невзирая ни на что, снова пустила стрелы с желтыми цветами.

Лыонг и не предполагал, сколько надежд он посеял в душе Сием в ту встречу у складов несколько месяцев назад. Впервые он предстал перед ней обритый наголо, с огромным синяком у виска, в серой тюремной одежде, босой. Свекор не скрыл от Сием, что Лыонг из Освободительной армии. Таким он и запал ей в душу, мелькнув в их доме, как огонек далекой надежды. Случайно увидев его на армейских складах возле ручья, Сием сразу узнала его, но сдержалась, стараясь не показать своей радости. А когда позже Лыонг зашел к Фангу по какому-то делу, Сием охватило предчувствие, что в ее жизни вот-вот должно произойти что-то очень важное. Близящееся освобождение - а в нем она была твердо уверена - несло с собой большие перемены, и для нее лично тоже означало конец всем страданиям. Она не задумывалась над тем, когда именно родилась у нее любовь к Лыонгу, просто он ей стал бесконечно дорогим человеком, тем более что он был солдатом Освободительной армии, той самой, которую так страстно, с нетерпением ждала сейчас ее родина…

«Сколько лет Кием и воспоминания о нем оковами давили на меня!… Понимаешь ли ты, как много значит для меня и для других освобождение? Из ваших солдат я знаю только тебя одного, знаю давно, хотя мы почти не говорили с тобой… Сколько раз я сжимала в руке ядовитые листья нгона и не отравилась лишь только потому, что меня согревал лучик надежды - ты. И я ждала тебя! Немало горя хлебнула я в этих лесах, и ты для меня как тепло очага, как надежные горы за домом, как зерна риса, что я высеваю в поле…»

Молитвой и заклинанием прозвучали эти слова Сием. Не выдержав, она во всем призналась Лыонгу, когда он зашел к ним перед наступлением, и расплакалась. И хотя Лыонг был совершенно неискушенным в сердечных делах, он остро почувствовал, как тянется к нему, как верит в него молодая женщина. И Лыонг растерялся. Он не пасовал ни перед колючими заграждениями, ни перед дулами винтовок, но перед плачущей женщиной, доверившей ему свою боль, он оказался впервые.

Лыонг по- прежнему находился на передовой около аэродрома Такон. В этом месте наши окопы почти вплотную подходили к позициям противника. Разведчики слышали, как по ту сторону переговариваются марионеточные солдаты, был слышен даже стук упавшей ложки или патронов. Бомбардировки продолжались. Бомбы с каждым днем ложились все ближе и ближе к линии заграждений, и одна из них как-то разорвалась рядом с блиндажом Лыонга. Блиндаж не пострадал, но находившиеся в нем были оглушены ударной волной. По распоряжению Няна Лыонга на несколько дней отправили в тыл на отдых.

Грудь и плечо ныли так, будто на них навалили тяжелый камень. Лыонг в каске и с автоматом на плече подошел к тому участку дороги, который до начала операции был всего лишь незаметной, проложенной саперами тропой, и остановился, пораженный происшедшими здесь переменами. Группы носильщиков с огромными заплечными корзинами, полными патронов, направлялись к складам, недавно размещенным вдоль дороги № 9. Среди носильщиков были женщины, дети и несколько молодых парней в форме марионеточной армии. В городке Кхесань от частых бомбежек в домах вылетели все двери и окна. У дороги в траве валялся перевернувшийся ярко-красный автобус. На крытых брезентом ЗИЛах ехали в городок за рисом солдаты. Брезент на машинах был сплошь укрыт густыми зелеными ветками. Самолеты-разведчики развешивали над городком «фонари», которые таинственно и зловеще мерцали в опускавшихся сумерках. На перекрестке в одном из домов через дверной проем была видна горящая керосиновая лампа, обернутая в красную бумагу.

Как- то вечером после совещания на НП 1-го батальона (батальон как раз получил несколько дней отдыха) Лыонг пошел вдоль скалистой гряды к дому старого Фанга.

У подножия скалистой гряды темнели пещеры. Возле нескольких приземистых хижин на сваях виднелись заново возделанные делянки. На одних рис уже золотился, на других только наливались колосья. Лыонг провел в окопах у Такона всего лишь немногим больше месяца, но сейчас перед ним лежало совсем другое, новое село. Самолеты по-прежнему с грозным гулом летали над скалистой грядой. Лыонг прошел мимо ребятишек, столпившихся у крыльца одной из хижин на сваях и оживленно деливших жареную маниоку. Какой-то совсем голый карапуз крепко прижимал куклу с растрепанными льняными волосами и удивленно вытаращенными голубыми глазищами.

В доме старого Фанга никого не было. Лыонг, положив автомат на колени, спокойно сел возле кухни и стал дожидаться хозяев. Лыонг вспомнил, что старик держал у себя зверушек, но, осмотрев домик в уже сгущавшихся сумерках, никого не обнаружил: не было ни белки-летяги, ни симпатичного обжоры медвежонка.