Следствие, которое не состоялось

— Дельный тост! Что там возится эта фарфоровая кукла? Вероятно, боится разбить свои прелести! — нетерпеливо заметил Ингрем и мимоходом бросил Скирсу: — Ну-ка, Ник, разожги камин — с огнем уютнее и веселей.

Фрайзерс снял пояс с кинжалом и повесил его на спинку стула. Кристофер видел, что его неожиданные гости собираются и в самом деле отнять у него весь день.

— А второй раз я сел в тюрьму, — продолжал воспоминания Поули, — когда по моим спискам начали хватать заговорщиков. Само собой, схватили и меня, чтобы не вызвать никакого подозрения. Ведь агент должен быть засекреченным до конца акции, ибо ее развитие очень трудно предвидеть заранее. Ха! Тогда мне выпала высокая честь: я сел в тюрьму королей, пэров и лордов — Тауэр! О той акции у меня остался на память отличный сувенир — бриллиант Бабингтона. Со временем я заложил его в Париже, чтобы купить для Си-Ай-Си некоторые тайные сообщения испанского посла, дона Бернандино де Мендоса.

— Того, которого выставил из Англии сэр Уолсингем? — спросил Фрайзерс.

— Именно того самого, что принимал участие во всех заговорах в пользу Марии Стюарт, того, который чванливо сказал сэру Френсису, когда тот объявил его персоной нон грата: «Бернандино де Мендоса рожден не организовывать заговоры в странах, а завоевывать эти страны». Испанский лис знал еще тогда[9] о замысле прямой интервенции, уже одобренной папой римским.

— А бриллиант был оплачен? — вклинился в разговор Никол Скирс.

— Еще бы! Те документы стоили нескольких бриллиантов. Добавлю: с того времени мне не идет давнее прозвище «Джентльмен Безденежный».

Все это Роберт Поули выговорил с таким уважением и почтением к себе, что остальные покатилась со смеху. А толстяк только удивленно моргал. С чего это они словно рехнулись?

В эту минуту хозяйка, молодая вдова бывшего корчмаря «Скрещенных мечей» Булля, вместе со служанкой внесла в комнату вкусно пахнущий котел, хлеб, тарелку с мелко нарезанным луком и редиской, а также корзину с бутылками и кубками. Жадный до еды, Поули сразу же поднял крышку котла и даже крякнул от аппетитного запаха картошки с бараниной.

— Ты что, в самом деле собираешься в Лондон? — чуть ли не прокурорским голосом спросил он Кристофера.

— Остаюсь, — поднял руки вверх Марло. — Но на вашу ответственность!

— Об этом не беспокойся — ответим, — сказал Ингрем Фрайзерс.

— Ха, ответственность! Я только что возвратился из Гааги с важными бумагами. — Поули ткнул пальцем в сторону кожаной сумки на скамье. — Но, как видишь, не тороплюсь… Кстати, что у тебя нового по части твоих писаний?

— Да так, трагедия «Герцог Гиз». А вы знаете: Мария Стюарт из рода Гизов…

— Крис, неужели тебе до сих пор не дают покоя лавры старого болтуна Гомера? Учти, как это символично: он был слепым!

— Ну и что же, зато видел больше, нежели зрячие, — ответил Кристофер. А теперь благодаря именно Гомеровым писаниям мы имеем возможность поднять кубки за нашего славного предшественника, хитромудрого шефа Си-Ай-Си ахейцев сэра Одиссея из Итаки!

Шутка подействовала — в кубках зашипело вино. Как обычно, после первого кубка ели молча. Внизу, в трапезной корчмы, уже слышались голоса дневных посетителей — моряков и портовых клерков. Пояс Фрайзерса и кинжал со стуком свалились на пол. Ингрем наклонился и повесил его на место.

— Слышал я, — с набитым ртом сказал Никол Скирс, — будто ты, Кит, намереваешься бросить службу в Си-Ай-Си.

— Это не слухи, Никол, — поучительно поднял палец Кристофер, — и тебе передали верно. Так что это не слух, а точная информация.

— Но из-за чего ты решил осиротить это весьма уважаемое ведомство? спросил Фрайзерс.

— Агентурная разведка — не мое призвание. Мечтаю о другом.

— О чем?

— Буду писать, ребята!

— Но ведь ты же на протяжении десяти лет работал у нас, к тому же охотно и удачно. Вспомни, сколько раз мы брали верх над испанскими агентами, тайными легатами папы, французской католической лигой, орденом иезуитов! А теперь — все? Как тебя понимать?

— А очень просто. Я считаю, что когда отчизна в опасности, когда ей угрожает иностранная интервенция, обязанность и призвание каждого патриота — стать солдатом! В мирное время — это не обязательно.

— Эх ты, слепой Гомер! — подал голос и Поули. — Легко войти в игру, но трудно из нее выйти…

— Надеюсь выйти из нее так же быстро, как из тюрьмы Нью-Гейт.

— Не забывай, Кристофер, — со значением сказал Поули и тяжело глянул исподлобья, — ты из нее вышел второй раз, а господь бог любит троицу.

Воспоминание о первом заключении всегда угнетало Кристофера, и тут он стал хмурым.

Все произошло тогда из-за высокомерного Томаса Уотсона, склонного к злым шуткам.