Следствие не закончено

А может быть, погода на него повлияла: с утра над лоснящимися крышами домов и приникшими вершинами лип упрямо наползают одна на другую серые с подпалинами, назойливо плаксивые тучи.

— Так вот, Лена… Сегодня я задам тебе только один вопрос. И очень прошу тебя сказать, наконец, правду… Ну почему ты не хотела назвать?

— Кого? — спросила Лена и не узнала своего голоса: разволновалась потому, что вдруг почувствовала, что следователю известно то, о чем она даже не обмолвилась.

А таилась потому, что… Да разве мог этот не только чужой, но, как до сих пор казалось Лене, и враждебный ей человек понять, что после того, как два милиционера с трудом оторвали девушку от деревенеющей уже груди ее Аркаши, для Лены если и осталась в жизни какая-то цель, то только одна: как бы ни сложилась для нее дальнейшая судьба и сколько бы ни пришлось просидеть ей взаперти, она — и только она сама! — вынесет приговор подлым убийцам. Приговор беспощадный! И собственными руками приведет его в исполнение.

Не имеют права жить на земле — пить, есть, смеяться, дышать воздухом — такие люди!

Люди?

Да, разве можно их назвать людьми — Федоса и Петеньку?

Незлобин достал из ящика стола папку, а из папки — фотокарточку и, подойдя к Лене, положил ее перед ней на столик.

— Узнаешь?

На снимке, судя по антуражу, кладбищенского фотографа на фоне знакомого Лене монументального надгробия, воздвигнутого, как гласила надпись, над прахом «потомственного почетного гражданина и радетеля богоугодных заведений, московского первой гильдии купца Антона Куприяновича Парамонова», красовалась лихая троица «мушкетеров»: в центре Федос, по бокам Петрос и Аркадис.

— Откуда вы ее взяли? — спросила наконец Лена.

— А мы не только фотографию… взяли, — сказал Незлобин и впервые за все девять встреч с Леной улыбнулся.

Но Лена этого не видела. Она сидела, напряженно всматриваясь в снимок. А руки стиснула так, что побелели кончики пальцев. И словно издалека до нее донесся голос Михаила Васильевича — негромкий и… не такой, как всегда.

— Ведь сама себя могла погубить… сестричка Оленушка!

«Что такое?.. Оленушка!»

Так называл Лену еще в недавнем, по уже так далеко, далеко отступившем детстве только с нею всегда ласковый отец и совсем недавно — тоже только с нею ласковый Аркаша.

— Да если бы ты не пряталась от нас целых два месяца, как мышонок, эти бандиты и… их покровитель…

— А я сама! — прервала Незлобина Лена.

Она медленно поднялась со стула, строптиво откинула нависшую на лоб прядь волос и впервые взглянула не таясь в глаза Михаилу Васильевичу.

— Что сама?

— Даже тюряга от меня не спасет этих… Все равно — убью!

И такая непримиримо-злобная сила прозвучала в негромко произнесенных словах девушки, что это ошеломило даже Незлобина, хотя, кажется, всего повидал и наслушался человек за свою многолетнюю практику.

— Вот ты, оказывается, какая.

Михаил Васильевич вернулся за свой стол, устало опустился в кресло и долго сидел молча, задумчиво постукивая по столешнице кончиком карандаша.

Молчала и Лена. Она сидела отвернувшись и, казалось, пристально наблюдала, как по стеклу окна змеились струйки разошедшегося дождя.

— И куда же ты сейчас пойдешь? — спросил наконец Незлобин.

Лена не ответила.

— Неужели опять будешь прислуживать попам на кладбище?

Лена не видела лица Незлобина, а в его словах ей почудилась насмешливость. Поэтому ответила зло:

— А это уже не ваша забота, гражданин следователь!

Снова очень долгая пауза.

Лена по-прежнему напряженно смотрела в окно, а Незлобин на Лену. И чем дольше смотрел, тем большую жалость испытывал Михаил Васильевич к этой — и строптивой и беспомощной, и совсем юной и уже столько пережившей девушке.

Что же ее ждет?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

— …Ну хорошо, давайте, дорогой Василий Васильевич, поговорим откровенно…

Вот говорят, а чаще в книгах пишут очень красиво, что ничто в нашей суетной жизни не вдохновляет так человека, как любовь! И не только юношу: «Любви все возрасты покорны, ее порывы благотворны…» Что во имя любви человек все способен преодолеть: на войне — героем стать, а в мирное время — поэтом, ученым, изобретателем. А то и чемпионом по фигурному катанию!

Может быть, и так.

Может быть, и я, если бы…

Да нет, пустые слова — «если бы да кабы». И вообще, хотите верьте, хотите нет, но для меня это неземное чувство дважды обернулось проклятием!

А вдохновляет меня в жизни…

Вот сколько мне суждено жить, столько я буду мстить!.. Не всем, конечно, не пугайтесь.

Но те людишки, которые в мои самые чистые и скорбные девчоночьи годы все — и честь мою и счастье мое — втоптали в грязь… Ну, нет, эти пощады от меня не дождутся!

Недаром и на работе: Елена Степановна, говорят, любого преступника нюхом распознает, как Рекс. Может быть, слышали про нашего четвероногого сыщика?

Да и характер, говорят, у Незлобиной собачий!

Только меня это ничуть не обижает, ведь у большинства собак характер честный. И доверчивый. Даже, пожалуй, чаще, чем у людей.

Однако отвлеклась я…

Так вот: если бы не Михаил Васильевич, даже трудно предположить, что бы из меня получилось, — воровка, проститутка?