Следствие не закончено

Строительный объект, возле которого они ежедневно собирались, была баня — по проекту одноэтажное каменное здание, двенадцать метров по фасаду и шесть с половиной в глубину. Воздвигалась баня на окраине Крайгорода, носившей название Стекольная слобода: здесь еще с екатерининских времен проживали стеклодувы и гранильщики — мастера, прославившие себя на всю Россию.

Несмотря на малые масштабы, строительство бани пользовалось большим вниманием жителей слободки. За ходом работы пристально наблюдали и рабочие стекольного завода, и железнодорожники товарной станции, и домашние хозяйки, проходившие по утрам с кошелками на рынок.

Но основными радетелями стройки оказались четыре старика, все четверо — представители старости, которую по заслугам называют почтенной.

Так, известный уже нам летописец Крайгорода Петр Ананьевич Костричкин приступил к педагогической деятельности еще в истоке двадцатого века; начал преподавать в мужской гимназии и епархиальном училище, а закончил в советской десятилетке и педтехникуме. Сотни ныне здравствующих жителей города — молодых, среднего возраста, да и постарше — в золотые годы своей юности получили от Петра Ананьевича много полезных сведений по истории как всей планеты, так и родины своей. Причем в несколько самобытном изложении историка — патриота родных мест — получалось, что большинство значительных событий из многовековой истории государства Российского в большей или меньшей степени было связано со становлением и развитием Крайгорода.

И хотя сейчас Петр Ананьевич от преподавательской деятельности уже отошел, он появлялся два раза в неделю в клубе стекольного завода, где организовал и вел кружок по изучению родного края.

Широкой известностью пользовался в городе и ветеран зубоврачебного дела Цезарь Осипович Бронхит. Заслуги престарелого эскулапа вполне определяли его собственные слова: «Если бы слить воедино все мосты, которые я за сорок пять лет практики поставил своим пациентам, наверное, можно было бы перекинуть небольшой мостик через нашу Прихоть. А когда моя Софья Наумовна решила подсчитать все выдернутые мною зубы, так они с Агнией Аполлоновной смеялись целый вечер!»

Третьим и, пожалуй, наиболее красочным членом этого почтенного содружества являлся актер Кондратий Михайлович Средневолжский (по паспорту — Пантюхин). Высокий, костлявый, повышенной громогласности мужчина семидесяти двух лет, Средне-волжский был одним из последних представителей ныне сходящей со сцены плеяды «актеров нутра». Было время, когда Кондрат не играл, а прямо-таки клокотал на сцене. Тогда сердца многих дам и девиц томительно сжимались от одного взгляда пронизывающих глаз Средневолжского, а от его львиного рыка колыхались декорации и тайком крестились старушки. Но все в жизни преходяще, и однажды наступил поистине драматический для трагика вечер, когда Кондрат, будучи в трезвом состоянии и подавая в переполненный зал одну из своих коронных ролей — роль короля Лира, ухитрился вплести в монолог венценосного безумца фразу из грибоедовской комедии: «Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом!»

Конечно, зрители простили бы своему любимцу досадную обмолвку, тем более многие даже и не заметили этого, но самому ветерану сцены это показалось настолько страшным, больше того — кощунственным! — что Средневолжский заплакал и, не закончив монолога, согбенный ушел со сцены.

А вернее сказать — сошел. Навсегда.

С тех пор Кондрат Михайлович Пантюхин осел в Стекольной слободе в крошечном домике вдовы районного ветеринара Елизаветы Федоровны Гущиной. Жил умиротворенно, писал воспоминания о былой славе и руководил самодеятельностью работников горздрава.

Четвертого старика звали Иван Нефедович Козлов. Больше шестидесяти лет проработал Иван Нефедович на стекольном заводе, в царское время — «Игнатия Ложкина с сыном», а после революции — «Красный стекольщик». С десяти и до семидесяти двух лет — год за годом, как верста за верстой, — прошел Иван Нефедович трудный путь от подручного огольца до старшего мастера гранильного цеха.

Среднего роста, сухощавый, но широкий и тяжелый в кости человек, Козлов и на восьмом десятке способен был утречком направиться в гости к старшему брату, проживавшему в селе Макарье, за двенадцать верст от Крайгорода, а после обеда «со стопцом» неторопливо пришагать до дому. И дров, не выпуская из цепких рук топорища, Иван Нефедович мог наколоть целую поленницу, да и в городки с женатыми внуками баловался, а вот поди ж ты — вывели доктора на пенсию, и точка!

— Большой просчет допущен природой в отношении нашего брата, — посетовал как-то приятелям Козлов. — Ворона взять, черную птицу — и та три, как не четыре, человеческих века живет да каркает. Разве это порядок?

И все согласились: непорядок!

Итак, было раннее утро, хорошо грело, но еще не припекло солнышко, и сошедшиеся на пустыре старики горячо обсуждали только что выдвинутое зубным врачом предложение — организовать при бане душевой павильон. Замысел особенно понравился Средневолжскому.