Слепящий нож

«То есть если на меня посмотрят внимательно, то, чтобы стать полностью невидимым, мне придется себя ослепить. Замечательно! В смысле кошмар».

Окно было уже открыто. Гэвин встал возле стены рядом с дверью.

– Лорд Призма, – крикнул командующий Железный Кулак, – мы пришли, чтобы отвести вас к Спектру! Пожалуйста, господин, откройте дверь!

Спасибо за предупреждение, старый друг.

Спустя несколько мгновений гвардейцы открыли дверь – у них, разумеется, были ключи. Первым вошел Железный Кулак, за ним еще шестеро.

– Посмотрите на балконе, – распорядился он.

Гэвин юркнул в открытую дверь сразу за последним из вошедших. Сквозняк, рванувшийся из открытого окна в коридор, заставил плащ затрепетать возле его ног, однако никто ничего не заметил.

Он вышел в коридор. Отсюда, вместо того чтобы свернуть к лифту, он двинулся в другую сторону и вышел на лестницу, которая вела на крышу. Приоткрыл дверь, справился с новым порывом ветра и поспешно выскользнул наружу.

До рассвета оставалось еще несколько часов. Гэвин уселся на скамью, которую не было видно от двери. Он должен был понять, насколько все плохо, прежде чем предпринимать какие-либо действия. Однако и сидеть вот так, размышляя, тоже могло быть опасно.

«Орхолам всемилостивый, я убил эту дурочку!» Гэвин потер лицо ладонью. Он мог бы чувствовать и больше угрызений по этому поводу, но она была далеко не первой, кого он убил. Каждый год он умерщвлял людей в процессе этого треклятого варварского ритуала – отпускал им грехи, после чего вонзал кинжал им в сердце. Ну будет на его счету еще одна душа, что с того?

Если бы он поговорил с девчонкой начистоту, наверняка выяснилась бы какая-нибудь душещипательная история. Например, что ее семья была на краю финансовой гибели и она надеялась, что, соблазнив его, сможет спасти положение. Или что его отец угрозами заставил ее залезть к Гэвину в постель, чтобы потом шантажировать уже его. Андросс ведь говорил, что Ана Джорвис входит в его список претенденток для свадьбы, не так ли? Или… впрочем, неважно. Что она сделала, почему она это сделала, как ей удалось пробраться мимо охраны… Это мог быть заговор, но также вполне вероятно, что дело было просто в чьем-нибудь недопонимании и неопытности.

Однако он никогда прежде не терял над собой контроль, во всяком случае, не настолько. Он всегда был спокойным, рассудительным. Во имя Орхолама, он был целым!

«Был. Прежде. Все это осталось в прошлом».

Он потерял синий – может быть, это был не просто магический факт; может быть, это касалось и его лично, как человека? Он потерял холодную, твердую, бесстрастную практичность синего. У него не было никаких причин убивать эту девушку – ничего, кроме страсти и ненависти, побудивших его к подобному поступку. Страсти и ненависти, не сдерживаемых разумом.

Потеря способностей была для него не просто потерей могущества – Гэвин становился меньше. Менее сдержанным, менее рассудительным… менее человечным.

«Я сбросил девушку с балкона. Кем нужно быть, чтобы совершить такое? Я этого не хотел, но это не имеет значения. Я это сделал. И может быть, в глубине души действительно желал этого».

И вдобавок он потерял Каррис. Она пришла к нему в покои – среди ночи, одетая для любви. Сердце Гэвина подкатило к горлу. «Орхолам, смилуйся над нами!» Он понятия не имел, что произошло, почему она пришла именно сейчас, хотя у нее несколько месяцев были все возможности. Но она пришла! Все могло бы сложиться лучше некуда, если бы он хоть что-нибудь сделал по-другому – если бы он не рисовался перед охранниками, рассказывая им о том, как ему хочется женского общества, если бы проснулся раньше, если бы остановил незнакомую женщину прежде, чем она взобралась на него сверху…

«Я видел то, что хотел видеть, как со мной случается постоянно. И мое самообольщение стоило мне потери того, что было реальным».

Гэвин подумал, много ли ему осталось, прежде чем он потеряет и желтый. Сколько времени до того, как он лишится всех остальных цветов? До следующего Освобождения оставалось восемь месяцев. Когда он обнаружил, что потерял синий, то решил, что продержится до этого времени. Сейчас он понимал, что ничего подобного ему не светит.

Он снова подумал о своих целях.

«Люцидоний, было ли тебе так же паршиво, когда племя ур заманило тебя в ловушку в долине Хасс? Сомневался ли ты в себе? Или твоя воля оставалась настолько твердой, как об этом говорится в легендах? Был ли ты просто обычным человеком? Ты изменил мир, но такой ли перемены ты для него хотел?»

Гэвин убил собственную мать – и она благодарила его за это! Что же это за изуродованный, перевернутый мир?! Она была ему благодарна!

Он вспомнил того художника – того чертова обкуренного гения, как его звали? Ахейяд Яркая Вода! Он сам дал мальчишке это имя, а потом убил. Одной рукой даешь людям объедки, а второй отбираешь все, что у них есть. И этот Ахейяд тоже его благодарил! Гэвин не смог защитить Гарристон; из-за него они лишились своего дома, своих пожитков, множества дорогих и любимых людей – и они поклонялись ему словно богу! Любили его!