Сломанная кукла

Я нервно сглатываю и киваю. Я знаю, о чем он собирается спросить, и мысленно готовилась к этому всю дорогу домой, но для меня это все еще испытание. Я никогда не говорила об этом вслух. Я никому не раскрывала свой самый темный секрет, не говоря уже о парне, который мне нравится.

– С тобой делали что-то, когда ты был маленькой?

Повернувшись к нему, я подпираю голову ладонью. Свет от тусклой лампы оттеняет резкие линии его подбородка и идеальный нос. У него профиль модели GQ^[6] и извращенный ум Майкла Майерса^[7]. Просто очаровательно.

Выдохнув, я закрываю глаза.

– Да.

Он стискивает зубы, а я открываю глаза и смотрю, как его руки сжимаются в кулаки. Его ноздри раздуваются.

– Кто?

Я знаю его имя. Не знаю, где он и что с ним случилось, но я знаю его имя.

– Я не знаю, кто он. Я мало что помню. Я просто знаю, что это началось, когда я была совсем маленькой.

Я ложусь на спину и кладу руки под голову.

– Расскажи мне все подробности, которые сможешь вспомнить, – настаивает Бишоп, поворачиваясь ко мне лицом. – Я серьезно, Мэдисон.

Я знаю, что он серьезно, и знаю, что если назову ему имя, то он моментально найдет этого парня. Не имеет значения, находится ли Лукан в Китае или уже давно покоится на глубине шести футов. Я знаю, что Бишоп найдет его и убьет, если он все еще жив, но это моя добыча. Я давно пообещала себе, что однажды за все отомщу, и я не собираюсь отказываться от этого обещания и предавать семилетнюю себя.

– Я не знаю его имени.

Бишоп внимательно изучает мое лицо, и я начинаю паниковать. Знаю, что он может читать людей, он часто это делает, но не раз говорил о том, как ему трудно прочитать меня. Но даже это знание не дает мне полностью успокоиться, и я прочищаю горло, понимая, что должна рассказать ему хоть что-то – иначе он не отступит. Бишоп открывает рот, вероятно, собираясь уличить меня в очевидной лжи, но я его перебиваю.

– Он звал меня «Лебедь».

– Лебедь? – спрашивает Бишоп, обдумывая эти слова. – Хочешь сказать, он знал, что ты Серебряный лебедь?

Я пожимаю плечами.

– Честно говоря, я не знаю.

Бишоп встает и идет к двери. Сделав паузу, он оборачивается и бросает через плечо:

– Поспи.

Затем он уходит и оставляет меня наедине с моими мыслями. Дерьмо. Я сказала слишком много? Он понял, кто это? Конечно же, нет. Никто не знал, что Лукан меня так называл, кроме меня и Лукана… и…

Забудь.

Бишоп умен, слишком умен. Он улавливает то, что ускользает от обычных ушей и глаз.

Свесив ноги с кровати, я тянусь под нее, пока моя рука не находит привычную обложку из изношенной кожи. Вытащив ее, забираюсь на кровать и прислоняюсь к изголовью. Пролистав первые несколько страниц, я оказываюсь на месте, где остановилась в прошлый раз.

10.

Откровение

Et delicatis praetulissem, sicut truncum arboris fluitantem olor et Quasi argentum bullet sicut mortiferum.

Притягательно, как парящий лебедь, и смертоносно, как серебряная пуля.

– Я хочу знать почему, – спросила я, пытаясь заставить Хамфри признаться. Почему в их культе так важно, чтобы девочка не появлялась на свет?

– Я объяснял тебе, женщина. Ты узнаешь только то, что я тебе позволю. Ты никогда не сможешь этого понять, потому что ты женщина.

Сдерживая свои чувства, я села на один из стульев. Глядя на обжигающе горячее пламя, мечущееся в камине, я резко повернула к нему голову.

– Скажи мне.

Решив, что в этот раз я не сдамся, я встала со стула и подошла к нему.

– Я хочу знать. У меня есть право знать… моя…

Я замолчала, мое горло сдавливали подступившие рыдания.

Раз.

Два.

Три.

Я считала про себя, сдерживая рвущиеся наружу слезы.