Сломленный принц

Вздохнув, я выключаю телевизор и решаю немного вздремнуть. Но не успеваю закрыть глаза, как звонит мой телефон.

Брук.

Дерьмо.

Но она забросает меня сообщениями, если я не возьму трубку, поэтому я нажимаю кнопку «принять вызов» и недовольно спрашиваю:

– Чего тебе?

– Я только что вернулась из Парижа. Мы можем поговорить?

Она кажется подавленной, и это меня настораживает.

– Я думал, ты вернешься только на следующей неделе.

– Приехала раньше. И что?

Да, с ней явно что-то не то. Я осторожно сажусь.

– Я не в настроении выслушивать тебя. Надоедай кому-нибудь другому.

– Погоди! Не вешай трубку. – Она судорожно вздыхает. – Я готова заключить с тобой сделку.

Мои плечи напрягаются.

– И что это, черт побери, означает?

– Просто приходи. Мы поговорим, – умоляет Брук. – Только ты и я, Рид. Не приводи с собой ни Эллу, ни братьев.

Я усмехаюсь.

– Если таким образом ты пытаешься меня соблазнить…

– Я не хочу тебя соблазнять, маленький ты гаденыш! – Она делает вдох, чтобы успокоиться. – Я хочу заключить с тобой сделку. Если ты не передумал и хочешь, чтобы я уехала, предлагаю тебе притащить свой зад ко мне!

Мое отвращение только растет. Она явно что-то задумала, какую-то очередную игру, в которую у меня нет никакого желания ввязываться.

Но… если есть хоть малейший шанс, что сейчас она говорит серьезно, стоит ли мне игнорировать ее?

Помедлив несколько секунд, я отвечаю:

– Буду через двадцать минут.

Глава 33

Элла

Ужин в Вашингтоне – это, конечно, классно, но я испытываю радостное облегчение, когда самолет садится на частную взлетно-посадочную полосу. Я скучала по Риду, и мне не хочется думать о том, что он мог бы провести ночь в одиночестве, мучаясь от боли.

– Хочешь посмотреть кино со мной и Ридом? – спрашиваю я Истона, когда мы вылезаем из лимузина.

Он собирается согласиться, но вдруг его телефон жужжит. Один взгляд на экран, и Истон качает головой.

– Уэйд зовет к себе. У него там подруга, которой нравятся зрители.

Каллум ускоряет шаг, чтобы не слушать про планы сына. У меня же нет выбора.

– Будь осторожен, – говорю я Истону и, поднявшись на носочки, целую его в щеку.

В ответ он ерошит мне волосы.

– Как всегда. Я никогда не забываю о презиках, – и он кричит вслед отцу, – как меня учили!

В сумерках плохо видно, но, по-моему, Каллум, не оборачиваясь, показывает ему средний палец.

– Ты тоже будь осторожна, – дразнит меня Истон. – Как знать, вдруг Рид попытается захомутать тебя, сделав ребеночка.

Я морщусь, и он вздрагивает.

– Прости мой глупый язык.

– Ладно, все в порядке. Кстати, ей предстоит сделать тест на отцовство, и мы узнаем, кто отец этого исчадия, всего через несколько дней. Ну, через неделю.

Истон медлит с ответом.

– Ты точно уверена, что не Рид?

– Он клянется, что ребенок не его.

– Значит, папин?

Теперь мой черед медлить. Как бы мне хотелось не знать все эти секреты! И почему Каллум не расскажет своим сыновьям про вазэктомию?

– Нет, не думаю.

Истон выдыхает.

– В доме есть место еще только для одного Ройала, и оно – твое.

Потом он нежно целует меня в лоб и убегает к своему пикапу.

Я вхожу в дом. Близнецы где-то пропадают. В кабинете Каллума горит свет. Коридор на втором этаже, тот, что ведет к моей спальне и спальне Рида, тоже подсвечен мягким светом. На лестнице, по которой я поднимаюсь наверх, стоит тишина, и это до жути напоминает мне ту ночь, когда я застала Рида с Брук. Остановившись на верхней ступеньке, я смотрю в длинный коридор, и мое сердце начинает биться быстрее.

Я напоминаю себе, что все было не так, как я думала, и в комнате Рида не может быть никого, кроме него самого. Но когда я подхожу к двери, сердце продолжает бешено колотиться, а ладошки становятся мокрыми от пота.

– Рид! – зову я.

– В ванной, – отзывается его приглушенный голос.

Я с облегчением выдыхаю и поворачиваю ручку. В комнате темно, но из полуоткрытой ванной просачивается свет. Я просовываю голову в щель и ахаю.

Рид снял повязку, на раковине лежат окровавленные марлевые салфетки.

– Боже мой! Что случилось?

– Порвал несколько швов. Делаю перевязку. – Он бросает розовые бинты в мусорную корзину и прикладывает к ране чистую белую ткань. – Поможешь мне забинтоваться?

В ту же секунду я оказываюсь рядом с ним и, хмурясь, беру с тумбочки бинт.

– Как это случилось? Ты много двигался?

– Да не особо.

Я с подозрением смотрю на него. Это не отрицание, а отговорка.

– Лжец.

– Хорошо, я двигался, – неохотно соглашается он. – Подумаешь!

Его голубые глаза потемнели и затуманились. Он был внизу и бил по груше? Снова изводил себя до изнеможения из-за Брук? Отрывая лейкопластырь, я украдкой смотрю на его костяшки, но на них нет следов ударов.

– Так и знала, что мне надо было остаться дома, – ворчу я. – Я нужна тебе. И чем ты занимался, пока меня не было? Поднимал штангу?

Вместо ответа Рид наклоняется и целует меня, быстро, но крепко. Отстранившись, он говорит:

– Клянусь, ничего особенного. Просто потянулся, чтобы кое-что взять, почувствовал, как лопаются швы – вот и все.

Я надуваю губы.

– Ты недоговариваешь. Я думала, между нами больше не будет секретов.