Слова, из которых мы сотканы

– Нет, – сказал Род. – Ты ничего не понимала. Тебе было только три года. Ты знала лишь, что у тебя появился маленький братик и мама красит твою комнату. Так или иначе, твой отец стал обвинять меня и твою маму во всевозможных грехах, стал говорить, что она всегда предпочитала меня, потому что я был умнее его. Ха! Ирония в том, что все и всегда отдавали предпочтение моему брату, потому что он был красавцем, но его это не остановило. Он говорил: «Вы двое постоянно хихикаете у меня за спиной и все время ластитесь друг к другу. Должно быть, вы считаете меня идиотом. Я знал, что эта девчонка не моя, я всегда знал это. А теперь посмотрите на мальчика. – И он указал на соседнюю комнату. – Это твое отродье, Род. Это твое проклятое отродье!» Он вбил себе в голову, что бесплоден, поскольку за пять лет не смог зачать ребенка, а единственное объяснение рождения его детей заключалось во мне. А мне приходилось держать язык за зубами. Но чем больше Глэнис пыталась убедить Тревора, что дети его, тем больше он свирепел. А потом младенец заплакал, и твоя мать взяла его на руки. А твой отец… – Он помедлил и продолжил дрожащим голосом: – Твой отец взял нож из кухонного ящика. О господи! – Род приложил руку к сердцу, словно пытаясь успокоиться, потом тяжело сглотнул. – Только подумать, меня до сих пор тошнит от этого. Он взял нож и пошел за твоей мамой. Она отдала мне младенца. Лучше бы она этого не делала. Если бы она не отдала мне малыша, я мог бы что-то предпринять. Но знаешь, Лидия, честное слово, я до сих пор не верю, что Тревор собирался ударить ее. Правда, не верю. Думаю, он просто хотел напугать ее. Думаю, он бы остановился, если бы подошел слишком близко, потому что очень любил ее. Но он пошел на нее с ножом, а я стоял с ребенком на руках… и все остальное произошло слишком быстро. Я просто стоял на месте и держал ребенка. Твоя мама побежала на балкон, а в следующий момент туда ворвался твой отец, потрясая ножом. И твоя мать… – Он вздохнул. – Я все видел, но никак не мог остановить это. Она забралась на перила балкона, пытаясь оторваться от него. А потом мне показалось, что она пытается перепрыгнуть на другой балкон, на одном уровне с нашим, а потом она пропала. – Он замолчал и со свистом втянул воздух. – На какой-то момент наступила тишина. Все, что я слышал, – только дыхание, громкое дыхание. А потом начались крики: «Вызовите «Скорую»! Вызовите «Скорую помощь»!»

– А… а где была я? – спросила Лидия. – Я видела это с детской площадки?

– Нет, ты не видела. Соседка отвела тебя за дом, чтобы ты пописала.

– Я писала, когда умерла моя мать?

– Ну да, возможно, – сконфуженно ответил Род. – А когда соседка увидела, что случилось, она очень быстро увела тебя. Она отвела тебя на квартиру к своему другу.

– И что мне сказали? Что мне сказали о матери?

– Не знаю, – ответил он. – Наверное, обычную туфту. «Мамочка отправилась жить с ангелами», что-нибудь в этом роде. А потом ты пару раз ночевала у меня.

– Правда?

– Да. Малыша отвезли к моей маме, а тебя привели сюда. Только на два дня. После этого твой отец никогда не разрешал мне видеться с тобой. С тех пор мы не обменялись ни единым словом. Но ты была здесь, со мной, когда твоего отца задержали для допроса. Они собирались обвинить его в убийстве, но у них не хватало доказательств, тем более я дал свидетельские показания в его пользу. Потому что, что бы ни произошло в тот день, я знаю: твой отец не убивал твою мать. Не знаю насчет нее. Не знаю, о чем она думала в тот момент. Может, она вообразила себя Человеком-Пауком или чем-то в этом роде. Зато я знаю, что прошло меньше полминуты между тем, как она держала на руках ребенка, и тем, как она оказалась мертвой на земле.

– Она умерла мгновенно?

– Да, мгновенно.

Лидия опустила глаза и уставилась на сухие крошки, застрявшие в складке скатерти.

– Ничего не помню, – прошептала она.

– Да, но, может быть, это к лучшему, а? По крайней мере, я так думал, пока ты была ребенком. Мы с тобой не говорили об этом. Мы не говорили о твоей матери. Мы не говорили о твоем брате. Семья твоей матери так и не простила Тревора. И меня они так и не простили за то, что я будто бы позволил ему «уйти чистеньким». Наша семья совершенно замкнулась в себе. Никто больше не был прежним, и меньше всего – твой отец.

Лидия посмотрела на него и поморщилась.

– И я тоже, – сказала она.

Род грустно посмотрел на нее и улыбнулся.

– Ну да, – сказал он. – Этого я и боялся. Все считали, что, поскольку ты этого не видела и ничего не могла запомнить, это на тебя не повлияло. Но все эти годы жить с человеком, который не верил, что ты его дочь, жить без матери, оторванной от семьи… Это было тяжело.

– Да, это было непросто, – мрачно отозвалась она. – Совсем непросто.

Он снова грустно посмотрел на нее и вздохнул.