Я свыкся с пустотой, я свыкся с криком,С продажностью и пошлостью людей,С идеей, что давно стоит артикулНа каждом из вбиваемых гвоздей.Я свыкся с миром. Свыкся и сроднилсяСо всей его огромной простотой,Со всем его красивым эгоизмом,Со всем, что между мною и тобой.Я стал травой,Я вжился в гроб и в город,Реальность изучил на слух и вкус,Стихами расцарапал лоб и горло,По следу твоему пуская пульс.Сквозь старость слов,Сквозь страсть и малолетство,Сквозь вены дней и сквозь секунд венки,Я век за веком всматриваюсь сердцемВ классический пейзаж твоей руки.Я век за веком слушаю тревожноСимфонию рожденья и войны,Симфонию о будущем и прошлом,Где ты – восьмая нота тишины.Ты так нужна, до жадности и жажды,Ты так нужна, в начале и в конце.И знаешь, мне почти уже не важно,В твой фокус я попал или прицел.«Девочка Герда, ты знаешь, я часто писал…»
Девочка Герда, ты знаешь, я часто писал,Складывал слово из льдинок. Но это не вечность.Это грядущей зимы растворенный крахмалВ лицах людей. Это ветер. Сто двадцать по встречной.Это закон хрусталя – быть прозрачным до дна.Это закон пустоты – не отбрасывать тени.Это взросление сердца, его белизна.Это умение встать после многих падений.Девочка Герда, я просто влюблен в этот снег,Он – панацея от жара в груди, понимаешь?В ритме работы, рутины, врагов и коллег,Он, изменяющий мир, обещание мая.Он – апогей перемен через вещность идей,Он – откровение неба, дословие, гнозис.Падает снег. С каждым мигом дышать холодней.Он – то, что было до нас. И останется после.Впрочем, не важно. Симфонии зим не для тех,Жадно хранящих очаг после окрика «поздно».Девочка Герда, живи. Дольше всех, лучше всех.Девочка Герда, живи. Вспоминай. Не замерзни«Через бордель и кладбище…»
Через бордель и кладбище,Смятое долгой тяжестью,Тело твое уставшееПадает в снег бумажности.В эти блокноты, записи,В эту метель поэзии,Где ты однажды заперсяОт подлецов и бездарей,Где из всего обжитогоСлов и условий общества:Горечь лица убитогоНад буреломом творчества.Шей из душевных лоскутовС веком своим свидание.Господи, мир наш – госпиталь,Раны бинтует ранние.Шей вдоль по шее строками,Туже петлю затягивай.Тень над тобой. Но рока ли?Или руки протянутой?Всматривайся до окрикаВ эту тайгу страничную,Где твоя муза – облаком,Прямо над безразличием.В эти чертоги праздного,В ломанность губ впадавшие,В эту соборность разума,Через бордель и кладбище.«Ну что ты, брат мой, загрустил…»