Испуганно затрепетало ее сердце, налились тяжестью ноги, но она немедленно распахнула бесшумно раскрывшиеся узкие дверцы и вышагнула в опочивальню из своей ниши. От неожиданности и волнения – молча, не приветствуя Императора долженствующими торжественными словами, она опустилась к его ногам и замерла. – Встань! – Она поднялась, выпрямилась, смотря в пол. Стояла недвижимо, как-то чувствуя, что Император разглядывает ее лицо, ее одежду, ее восемь любимых ножей в кожаных ножнах на груди и боках, два кинжала на бедрах, длинный стилет на левом рукаве.
– Выведи меня из дворца,- тихо приказал Император. Она поклонилась и вернулась в свою нишу. Нажала на потайные запоры, с усилием толкнула боковую стену ниши, за которой была узкая каменная лестница, круто ведущая вниз. Сразу повеяло прохладной сыростью подвала дворца. Она обнажила длинный стилет, в другую руку взяла маленький холодный светильник, и начала быстрый шелестящий спуск по лестнице, слыша за собой уверенные шаги Императора. Он не умел ходить тихо, ему и не надо было это уметь – он Император!
Спуск был длинный и пологий, он заканчивался небольшой площадкой у подножья лестницы. Тут же, справа, в стене подвала была дверь, запертая засовом. Тень бесшумно сняла засов, распахнула толстую створку двери, и на нее и на Императора дохнуло живым едким запахом конюшни и нежным приятным – запахом сена: они оказались в большом высоком помещении, тесно заполненном штабелями мешков с зерном и целой горой умятого сухого сена, – в слепом конце фуражного склада хозяйственных конюшен дворца.
Император сделал Тени останавливающий жест. А сам далеко вперед протиснулся между стеной склада и штабелями мешков, выглянул из-за них и внимательно осмотрелся. Тень помнила – справа от ворот фуражного склада находится маленькая отдельная конюшня гонцов, в трех ее стойлах – всегда наготове оседланные, свежие, самые быстрые лошади. Специальный человек, которого, если он окажется в конюшне, когда в нее войдет Император, надо будет убить, меняет лошадей каждый день.
На обратном пути Император шел первым. Не оглядываясь. Не опасаясь ее ножей. Высокий, с гордо поднятой головой, сильный и широкоплечий, с не защищенной спиной и шеей. Значит, поняла Тень, сейчас, оставив ее в живых и повернувшись к ней незащищенными спиной и шеей, он полностью доверился ей. Как сын-чуг, не доверяющий никому, кроме родителей, он доверился ей, как своей матери. И она испытала новое для нее, огромное теплое чувство – не рабской благодарности и не только признательности верного слуги своему хозяину за доверие. Она почувствовала прилив любви к Императору, большой теплой волны, в которой смешались и благодарность и тревога за него и горячая готовность умереть вместо него. Это была любовь матери.
Вернувшись в опочивальню, он молча указал ей на нишу. Уже шла война, которая вскоре закончилась поражением, и Император проверял готовность спасительного пути – позже поняла Тень.
Больше он никогда не обращался к ней, лишь иногда, наверное, в трудные для него дни, заперев опочивальню, он бросал быстрый и строгий взгляд на ее нишу – и Тень теперь знала, была уверена, что Император всегда помнит о ее невидимом существовании. И благодарно любила его за это – как любят матери, несмотря ни на что, тайно гордящиеся своими взрослыми, занятыми и неласковыми сыновьями.
А потом его предательски убили.
А она покорно выполняла свой Долг, охраняя пустую опочивальню. Пустую колыбель. Зачем Судьба сохранила ей жизнь? Чтобы она могла отомстить за Пирата?
Но не она убила предателя, это сделал другой – новый Император. Он исполнил твой Долг, Тень. Почему так захотела Судьба? Чтобы ты тайно защищала нового Императора – нового ребенка Империи? Надо узнать, кто он, кто его враги. Люди знают. Люди знают все.
Неброско одетые в темные строгие женские одежды, сейчас рабыни смерти выглядели вдовами, оплакавшими свою утрату. Они бы и не собрались все вместе, если бы не одно обстоятельство – в хранилищах дворца, известных и тайных, закончились запасы еды и воды. И у рабынь больше не было денег, чтобы покупать ее – казначей прежнего Императора уехал в родовое имение в Степи навестить семью и не вернулся. Слуги Императора, у которых раньше можно было отнять еду или деньги, частью погибли во время переворота, а частью постепенно разбежались, растерявшись от того, что им некому стало служить и никто не платил им привычное большое жалование. Сейчас каждый был только за себя.