Смайлик на асфальте

— Да, но пусть преступник думает, будто не допустил осечки, — ответил я. — Ведь иначе он может вернуться и исправить свою оплошность.

В конце концов, Дальбан принял мою сторону. Более того, когда вечером в полицию обратилась госпожа Карсавина в связи с пропажей племянника, Мишель не дал хода делу, хотя по всему выходило, что наш раненый — именно он и есть.

Я присутствовал при разговоре с обеспокоенной женщиной.

Антон Карсавин или Энтони Корсо, как он себя называл на французский манер, не ночевал дома, хотя раньше такого с ним никогда не случалось, рассказывала она. Не пришел он и утром. Госпожа Карсавина думала, что Антоша отправился прямо в банк, где занимал незначительную должность кассира, но его там не оказалось. Тут она забеспокоилось всерьез — племянник очень дорожил своим местом и ни за что бы не пропустил работу.

Карсавина не находила себе места, но разговаривающий с ней полицейский был настроен куда спокойнее. Эка невидаль — загулявший молодой человек. Это в Париже-то! Париж только недавно отошел от тягот войны и теперь наверстывал упущенное. Развлечения, рестораны, доступные красотки… — столько соблазнов для молодого человека. Или, не приведи Господь, дурная компания…

Дурная компания, к сожалению, была — полгода назад Антон связался с масонами. Ходил на их непонятные собрания, жертвовал «братьям» из своего невеликого жалования последние сантимы. Карсавина говорила о масонах с ненавистью. Я тоже не симпатизировал вольным каменщикам еще со времен работы в Петербурге — помнил, какими коварными могут быть их замыслы, и какой жестокой бывает расплата за предательство и неподчинение.

Дальбан давно ушел, полицейский лениво позевывал, а я, наоборот, подсел поближе к тетушке Антона в надежде узнать что-либо об её племяннике. Она же была только рада слушателю в моем лице, но, к сожалению, мало что могла сообщить. Знала лишь, что место в банке Антоша получил посредством хлопот кого-то из высокопоставленных «братьев», а ложа, в которой числился Антоша, входила в состав Великой Ложи Франции. Зато о племяннике она могла говорить часами. Добрый, чуткий, внимательный…

Молодой человек пришел в себя через три дня. За это время, несмотря на сопротивление Дальбана, я все-таки украдкой показал Карсавиной раненого, предварительно взяв с нее слово молчать, если она не хочет навредить своему Антоше. Конечно же, это был он. Очнувшись и увидев меня, бледное лицо Карсавина озарилось улыбкой узнавания, глаза расширились от удивления.

— Петр Маркелович, это вы?

— Откуда вы меня знаете?

— Да кто же не знал вас в столице, — пролепетал он. — Теперь я спокоен, что их поймают.

Рассказ Карсавина я приведу своими словами, порядком подсократив. Юноша порой был невнятен, подолгу останавливался перевести дыхание или принять лекарство. Порой его лицо искажала судорога боли.

Антон, как и все мы, оказавшиеся в Париже, бежал из охваченного безумством Петрограда, где погибли его родители. Сначала он оказался в Ревеле, а уже оттуда вместе с семейством тетки перебрался в Париж. Горячее желание вернуть утраченную Россию привело его в ложу «Астрея». Его увлекала таинственность, великие планы по восстановлению монархии, он чувствовал свою причастность к тому, что потом станет историей. Более того, он делал эту историю. Юный, одинокий, потерянный в чужой стране, он обрел в масонстве цель и смысл существования. Ни разу не усомнившись в благородных целях «братьев», верил им безоговорочно.

Русское масонство, словно клетки злокачественной опухоли, вырастало на теле французского общества. Лишившись своих лож на территории России, умудренные в политических интригах высокопоставленные русские масоны восстанавливали утраченное на территории Франции. Они вербовали новых адептов среди молодых людей, потерянных, заблудших, неустойчивых в нравственно-духовных ориентирах, как Антон Карсавин или уже Энтони Корсо, и делали их послушным орудием своей воли.

Забегая вперед, скажу: когда в руки французской полиции попали масонские бумаги, я прочел рекомендательное письмо, данное Энтони одним из «братьев», пожелавшим остаться неизвестным:

«Досточтимый Мастер! По Вашему приказанию я беседовал с профаном Корсо. К религии профан совершенно индифферентен, церковь посещает изредка, по бытовым мотивам, а не ради утоления религиозного чувства. По политическим убеждениям профан заявляет, что он антибольшевик. Он склонен видеть возрождение России в новых формах, определить которые затрудняется. Надеясь принципиально на скорый конец большевизма, он совершенно не видит, как это произойдет. К восстановлению монархии относится скорее положительно, чем нет, как временную меру рассматривает положительно. Производит впечатление человека хоть и неглупого, но легко внушаемого, наивного и недалекого. Я буду голосовать за принятие профана в нашу среду, сознавая, что в своем нынешнем состоянии он масонству дать ничего не сможет. Это типичный профан. Профан с большой буквы. Однако он может быть чрезвычайно полезен нашим целям в силу своей наивности».