Смена

Я подумала тогда: ну все, теперь отступать некуда, точно расскажу. И показала на пустой стакан, мол, налей сначала, объясню. Однако на второй бутылке металлически сверкнувший в Люськиных неумелых руках штопор не выдержал, жалобно напоследок звякнув. Тогда мы пошли в «Акварель» к нашим – попросить другой. Встретивший нас Антон изъявил желание открыть сам. И не просто так, а ботинком. Больше чтобы повеселить народ, чем открыть, на самом деле, я это уже про него понимала. Ну че, камеры протерли? Сторисы снимаете? Не преуспев в открытии вина собственной обувью, но уже войдя в раж, он отказывался признавать поражение. Любивший внимание публики Антон решил-таки довести представление до конца и сделать все по старинке – ручкой или карандашом. Письменных принадлежностей, ясное дело, ни у кого из присутствующих не оказалось, и он обратился к нам с Люсей:

– Так, ну сейчас-то мы и узнаем, кто из вас настоящий журналист. Ручка есть с собой?

Люська с такой готовностью заорала: «Да! Да! У меня!» – что я чуть не оглохла. Естественно, это совпадение не могло не обратить на себя внимание, и я моментально почувствовала укол ревности, будто наличие ручки в сумке и вправду делало человека настоящим журналистом

. Хотелось по-детски обидеться, но словно было не на кого и не за что – в общем, хотелось по инерции.

Вино открылось. Оно оказалось кислым, с легкой горечью.

Люське я так ничего и не рассказала.

Ни тогда, ни потом.

Буревестник

Лагерь «Буревестник» находился от «Чайки» совсем недалеко, метрах в двухстах. Потерявшие краски вывески часто ставили людей в тупик и заставляли путать два лагеря, хотя, кроме птичьих названий, общего в них не наблюдалось. «Чайка» была вся из себя отремонтированная, сверкающая новым пластиком, с полным форшмаком детских развлечений: игрушками, баскетбольным полем, даже кинотеатром. «Буревестник» же в силу статуса спортивного лагеря концепцией напоминал детскую тюрьму: здесь мыли рот с мылом за обсценную лексику, держали подушки на вытянутой руке перед сном, вставали в шесть утра, ежедневно бегали десятикилометровые кроссы, отжимались до потери сознания, а кровати застилали так, «чтоб монетка отскакивала».

Как-то на пляже буревестниковские вожатки влезли в наш с девчонками разговор. Обсуждались лайфхаки по укладыванию и экспресс-засыпанию детей, которые никак не могли угомониться после дискотеки. Кто-то советовал отнимать телефон, кто-то мазал детям кончик носа «звездочкой», мятный дух которой не давал глазам оставаться открытыми. Девчонки из «Буревестника» слушали это с изумлением. Потом одна сказала: «Ни фига себе, а у нас сами вырубаются за секунду». Мне они тогда сразу не понравились. Чего говорить, я их просто побаивалась. Все как на подбор высоченные, загорелые, атлетичные, перманентно в режиме легкой хищноватой агрессии, как бы невзначай демонстрирующие свои бицепсы и прессы.

Мне было тяжело смотреть на спортивные матчи между нашими лагерями – сама их идея казалась в корне неправильной. На фоне натренированных, свободолюбивых, дерзких уличных бойскаутов из «Буревестника» наши парни выглядели откровенно пентюховато и хило, проигрывая с чудовищным разрывом в счете – не важно во что: футбол, волейбол или какой угодно другой бол. 5:0 в пользу «Буров» считалось вполне достойным результатом. Кубышке с ее внутренним совком было на концепцию плевать. «Главное не победа, главное – участие», – повторяла она бессмысленную ложь, произносимую обычно в утешение неудачникам.

Однако не только спортивными состязаниями роднились наши лагеря. Конечно, любая нормальная вожатка из «Чайки» мечтала затусить с чуваком из «Буревестника». Шансов у «чаек» было откровенно мало: чтобы обратить на себя внимание, нужно было примелькаться в «буровском» свете, а он кардинально отличался от света привычного – такого, в котором обольщение строится по понятным правилам флирта и изобретательности в одежде. Местные ребята тусовались, конечно, в «Акварели», но делали это как-то более скромно, куда активнее сублимируя энергию в марафоны, пинг-понг-турниры и армрестлинг. Короче говоря, ради новых знакомств надо было, зажмурив глаза, полюбить всю эту унизительную физкультуру, к чему я в отличие от Люськи совсем не была готова.

Причина была простой: я ненавижу

спорт. Ненавижу искренне, с того самого дня, когда завершилась моя карьера художественной гимнастки.

Что такое «резерва»?

[флешбэк о том, почему я ненавижу спорт]

Выезжали всегда с запасом – мало ли что. Хорошо, если маршрутка, а не троллейбус: старые там все какие-то, недобрые, скучные. А «шестерка» останавливается удобно: можно выиграть минутку-другую дворами, что от улицы Фиолетова, наискосок. Я раньше говорила не «Фиолетова», а «Фи! Туалетова», помнишь? Помню-помню, ты под ноги смотри, опять изгваздаешься. Достала из сумки булочку, наскоро приладила кружок «Докторской», сунула в руки, не глядя. Кушай, кушай.