– На этот счет у меня нет мнения, – глядя прямо Фоксу в глаза, спокойно ответила та. – Как я уже рассказала вам во вторник и как уже объяснила полиции, хинин мог оказаться в нашей продукции на стадии перемешивания, или при расфасовке, или позже, когда закатывался в банки. Если мы говорим о смесительных баках, это мог сделать мистер Фрай, кто-нибудь из наших бригадиров – Кэрри Мёрфи либо Эдна Шульц – или я сама. Если о конвейере – кто угодно, одна или несколько работниц закладочного цеха. У Филипа Тингли не было доступа ни к бакам, ни к конвейерной ленте. Но, как я уже объясняла вам, хинин могли добавлять в зале упаковки внизу, извлекая содержимое из банок, пересыпая их хинином, размешивая и наполняя банки по новой. Это невозможно вообразить себе в рабочее время, но любой, у кого есть ключ от внешних дверей, мог заниматься своим грязным делом хоть всю ночь напролет.
– А у Филипа Тингли имеется такой ключ?
Фил застонал:
– Ну конечно, я ведь изготовил себе дубликат у «Тиффани»… – И поднял руки. – Вот он я, обыщите. Здесь мне принадлежит только фамилия, да и та не совсем моя…
– Не знаю, – ответила мисс Йейтс, не слушая его причитаний. – Филип – приемный сын мистера Тингли, и не мне было интересоваться, что у него есть, а чего нет, ключей или чего там еще.
– Мне представляется, – подчеркнуто внятно произнес Остин, – что здесь и сейчас эти вопросы звучат неуместно и ненужно. Вы создаете помеху важному собранию, которое, прошу заметить, имеет закрытый характер…
– Знаю, – улыбнулся ему Фокс. – Простите, что помешал. Но на самом деле я пришел не ради этого. Уже целый день я горю желанием обсудить кое-что с мистером Филипом Тингли… – Его взгляд упал на лицо Фила. – Разговор деликатного и крайне срочного свойства, так что, как только вы здесь закончите…
– Уже закончил, – поднялся на ноги Фил. – Хватит с меня. Ума не приложу, зачем вообще было меня в это втягивать. Пойдемте, спустимся в упаковочный цех, и я покажу вам, как работает мой чудо-шприц…
– Филип! – Голос Остина дрогнул от возмущения. – Я старался держать себя в руках, но ваше поведение и ваш тон… В этой самой комнате, чьи стены видели жестокое убийство вашего отца лишь двумя сутками ранее…
– Он не был моим отцом. Идите к черту!
Громко топая, Филип вылетел из комнаты.
Фокс последовал за ним. Как он уже убедился, пока шел к кабинету Тингли, все производственные помещения пустовали. Очевидно, традиции фирмы предписывали закрытие фабрики и офисов в день похорон, поскольку во вторник днем, когда кровь Тингли еще не успела застыть, работа не прекращалась ни на минуту. В приемной Фил взял с кресла свои плащ и шляпу, а затем повернулся и смерил Фокса далеко не дружеским взглядом глубоко посаженных глаз.
– Может, объясните, – ровным голосом попросил он, – зачем было затевать всю эту кутерьму насчет того, что я мог подмешивать хинин в распроклятые «лакомства»?
– Без особых причин. Так, разговор поддержать… – Фокс оглянулся по сторонам. – Но я действительно хотел и до сих пор хочу спросить вас кое о чем. Поскольку здесь, кажется, нет лишних ушей… и если только вы не предпочтете говорить где-нибудь в другом месте…
– Нет уж, мне и тут хорошо. Всем этим теперь владею я – в той же степени, в какой вы владеете Белым домом. Не томите, задавайте свой вопрос.
– Мне хотелось бы знать, где вы раздобыли десять тысяч долларов наличными, которые в понедельник пожертвовали на продвижение идей «РАБДЕН». Всего три дня назад.
Эффект это сообщение возымело существенный, хотя и несколько меньший, чем рассчитывал Фокс. Фил не побелел, не затрясся и даже не сильно изменился в лице, но от удивления его челюсть отвисла, а самоуверенности во взгляде поубавилось, и он внутренне приготовился к обороне.
– Как-никак десять тысяч – солидная сумма… – объявил Фокс. – Я решил, кто-то вручил ее вам в уплату за впрыскивание хинина в банки с помощью изобретенного вами шприца. На самом деле именно поэтому я спрашивал мисс Йейтс про ключ. Между прочим, я продолжаю молоть языком, только чтобы дать вам время прийти в себя.
– Я ведь просил… Они пообещали… – пролепетал Фил.
Фокс кивнул:
– Не держите на них обиды. Я угостил мисс Адамс коктейлями и вином, так что она даже не заметила, как проболталась. Есть и еще кое-что. Насчет вашей раздачи листовок на Сорок второй улице с семи до восьми часов вечером во вторник. Я знаю одного человека – честного, разумного и порядочного человека, – который видел, как без двадцати восемь вечером во вторник вы входили в это здание. И покинули его минут через семь-восемь. На вас был плащ, а поля шляпы были опущены. Вы пришли с востока, под дождем, а потом удалились в том же направлении. И при этом спешили…
– Наглая ложь! – прохрипел Фил; от его самоуверенности не осталось и следа.
– Не так громко. То есть вы отрицаете, что входили в это здание во вторник вечером?
– Само собой, отрицаю! Вы всего лишь пытаетесь… никто не видел… Как кто-то мог видеть, если меня тут не было?
– Далее, вы отрицаете и то, что в понедельник имели при себе десять тысяч долларов наличными. Так ведь?