Я несколько мгновений постояла, глядя ему вслед и размышляя, что это было такое, насчет леди и дворецких, – подначивал он меня или его действительно что-то мучило. Рори умел быть весьма красноречивым собеседником, но если у него пытались выведать что-то сокровенное, он, как и большинство мужчин, замыкался в себе, и легче было бы открыть устрицу ножом из повидла, чем добиться от него ответа. Лишь когда он уже добрался до конца коридора, я поспешила за ним. Найти спальню Бертрама мне удалось бы и самостоятельно, но для этого нужно было вернуться к главной лестнице у входа в Замок и начинать поиски оттуда, а Рори, без сомнения, знал короткий путь по лабиринту коридоров и переходов для прислуги.
Когда мы вошли, Бертрам сидел в кровати, бледный как смерть. На нем был богато расшитый домашний жакет.
– Где Мэри? – тотчас забеспокоился он.
– Я схожу за ней, сэр, – сказал Рори.
– Нет, так не годится, Маклеод! Я не могу находиться наедине с женщиной без компаньонки!
– Но она же была вашей экономкой, сэр, вы часто оставались с ней наедине.
Бертрам покраснел:
– Что бы там ни было в прошлом, сейчас это недопустимо. Эфимия, не могла бы ты подождать в коридоре, пока не придет Мэри? Прости за неудобство.
Пасмурное лицо Рори сделалось и вовсе предгрозовым, так что я без лишних слов выскользнула за дверь. Он последовал за мной, отказался от помощи в поисках Мэри и безапелляционно заявил, что заодно принесет мне кресло. Это могло бы сойти за любезность, но сказано было через губу.
К счастью, долго искать Мэри не пришлось, и вскоре мы втроем вошли в комнату Бертрама.
– Как вы себя чувствуете? – первым делом спросила я.
– Жить буду, – махнул он рукой, – но пока чувствую ужасную слабость. Растреклятый доктор говорит, мне нужен постельный режим. А теперь расскажи-ка лучше, что разузнала полиция.
– Думаете, стоит? – засомневалась я. – Старший инспектор хотел вас допросить, но не решился побеспокоить в виду вашего состояния.
– Тысяча чертей! – вспылил Бертрам. – Мое состояние ухудшится, если я не узнаю, что тут, в конце концов, происходит! Эй, а ты куда направился, Маклеод? Сядь. У нас военный совет.
Мэри проработала у Стэплфордов гораздо дольше, чем я, и многое повидала, но сейчас ей явно было не по себе – она сгорбилась на краешке стула и нервно комкала фартук на коленках. Рори все еще сердился. В итоге я решила, что нужно как-то настроить всех на совместную работу, и подробно рассказала о своем разговоре со старшим инспектором, который придумал версию о самоубийстве леди Стэплфорд.
– Но это же смешно! – первым выразил возмущение Рори. – Она ни за что не наложила бы на себя руки.
– Разумеется, нет, – сказал Бертрам. – Этот полицейский, как верно заметила Эфимия, всего лишь нашел легкий способ выпутаться из сложной ситуации. Видимо, граф задействовал все свои связи, чтобы замять дело, и Браунли ясно дали понять, что ему нужно побыстрее освободить Замок от своего присутствия.
Мэри открыла рот, собравшись что-то сказать, но тут же закрыла его, опустила голову и снова принялась теребить в руках подол фартука.
– Что с тобой, Мэри? – спросила я, подумав, что еще немного, и фартук превратится в лохмотья.
– Мадам не могла себя убить, – заговорила она наконец, и дальше слова посыпались будто сами собой – теперь она уже была не в силах остановиться. – Я сделала то, о чем просила Эфимия: разведала о какао, которое подают на ночь. Его готовит и разносит по комнатам служанка по имени Люси, и она точно помнит, что зашла в спальню леди Стэплфорд и отдала чашку гостье прямо в руки. Люси говорит, ей было страшно-престрашно заходить в комнату к ее высочеству, поэтому она сначала направилась к Стэплфордам, но Риченда не отозвалась на стук в дверь, а вдова Стэплфорд ее впустила, да только была вне себя от ярости, злилась ужасно – не на Люси, а просто была в дурном настроении, – и швырялась одеждой да подушками по всей комнате. Люси перепугалась до смерти и сбежала. После такого она не решилась постучаться к тебе, Эфимия, поэтому поставила твою чашку под дверью, хоть и знала, что, если об этом прознают миссис Мерион или мистер Роббинс, ей влетит. И я вот думаю: как могла женщина, которая бушевала от злости и кидалась всякими предметами, покончить с собой? С чего бы? По-моему, она в таком состоянии скорее угробила бы кого-нибудь другого, прошу прощения, мистер Бертрам, я, конечно же, знаю, что ваша матушка нисколечки не убийца, просто хочу сказать, что не представляю, зачем ей было причинять вред самой себе. И вообще, это на нее не похоже, не могла она наложить на себя руки, особенно в таком настроении, в каком была тем вечером. – Под конец этой тирады Мэри уже не хватило воздуха, она замолчала и снова принялась терзать фартук.
Я слегка хлопнула ее по рукам, чтобы остановить, и только после этого Мэри осознала, что вытворяет с предметом униформы:
– О боже! Я его чуть не порвала! Теперь у меня будут неприятности!