Прижав длиннющий Герин пиджак к груди, чтобы хоть как-то скрыть пятна крови на футболке, я шел не торопясь, чтобы не вызывать лишних вопросов у стоявших в дверях охранников, пристально смотревших прямо на меня. Я уже пожалел, что оставил пистолет в номере, хотя и не собирался никого убивать. Достаточно было бы просто припугнуть, но судьба меня сегодня просто обожала. Один из охранников что-то шепнул другому, и тот, презрительно скривившись, стал смотреть в другую сторону.
Уже во второй раз меня приняли за мальчика по вызову, но, как ни странно, в этот раз я не имел ничего против. Да, я такой, а что? Жить-то как-то надо!
Я сотворил на своем лице слащавую улыбку, и в этот раз у меня получилось лучше. Охранник, не удержавшись, чтобы не посмотреть еще раз на пидора, увидев мою улыбку, чуть не выругался, так резко отвернувшись от меня, что я испугался, как бы он не вывихнул себе шею.
Я вышел на улицу. Вечерело. Вечер в Москве – это вам не сумерки на Гавайях. Здесь в это время всегда такая суета, что порой хочется сбежать на необитаемый остров и хоть пару часов не думать о пробках на дорогах, давке в метро и шуме, который сопровождает все это. Но так было раньше. А сейчас мне нужно было находиться в толпе, и чем гуще была толпа, тем спокойнее я себя чувствовал.
Я дошел до «Детского мира», то и дело озираясь по сторонам, но, поняв, что меня никто не преследует, немного успокоился. Надо было принять решение по поводу, где мне сегодня ночевать, потому что домой возвращаться было нельзя. С каким-то безразличием я подумал, что Кэт, моя маленькая воровка Кэт, так ни разу сегодня и не позвонила, если не считать утреннего звонка. Но его можно было и в самом деле не считать, потому что, судя по всему, она была жутко пьяна. Я отметил, что мне абсолютно безразлична ее судьба и что вчера меня снедала не ревность, а лишь чувство уязвленного самолюбия и злости.
Отметив этот факт, я перестал о ней думать, и мысли потекли в другом направлении. Нужно было выработать программу действий, но для этого необходимо найти безопасное место, где можно было бы спокойно над всем поразмыслить и заняться мобильным телефоном, который мог вывести на заказчика. Я стал перебирать в уме всех своих знакомых, отметая родственников и друзей, не желая навлечь на их головы беды, поймав себя на мысли, что те, о ком я думал, в сущности, мне безразличны. И то, что с ними могло случиться то же, что и с Германом, меня не очень волновало.
Я почувствовал себя свиньей. Мне нельзя было находиться в чьем-либо обществе, потому что я приносил с собой смерть. Вспомнилась бедная Лида, не знавшая, что это был последний поцелуй в ее жизни, и в голову пришла одна идея. Обдумывая, я направился в сторону Кузнецкого Моста, надеясь, что продавцы газет все еще торгуют пахнущими дешевой типографской краской листками и мне удастся раздобыть какой-нибудь «МК», в котором была масса объявлений об услугах интимного свойства. Мне не нужна была проститутка, я хотел уединиться в какой-нибудь сауне, сняв ее на всю ночь, благо деньги имелись, и там подумать обо всем обстоятельно. На улице не получалось, да и надо было привести себя в порядок, не мог же я разгуливать по столице в футболке с пятнами крови разных групп? ЦУМ был рядом, но входить туда я не стал, опасаясь, что мой вид вызовет у местной охраны вполне законное желание поинтересоваться, что это за личность такая. В конце концов, сколько можно выдавать себя за гомосексуалиста? Тут вам не Голландия, да еще, упаси небо, привыкну.
Вокруг ЦУМа было много торгующих шмотками магазинов, и первый попавшийся был весь увешан джинсовой продукцией. Что ж, тоже неплохо. Я вошел внутрь небольшого павильона и направился к девушке, которая сидела одна, и по мере того как подходил, выражение ее лица сменилось трижды. Сначала она улыбалась, потом ее лицо приобрело недоуменное выражение, а третье было таким неприязненным, что я сам почувствовал к себе отвращение. Но выбора не было, и, стараясь вести себя как можно раскованней, я подошел к ней почти вплотную, от чего она шарахнулась, как будто увидела на моем лице следы проказы.
– Я попал в автомобильную аварию, и мне нужно переодеться. Будьте любезны, – с этими словами я достал толстую пачку купюр и, выдернув пять сотенных бумажек, положил их перед ней, – подберите мне что-нибудь.
Лицо девушки совершило обратную трансформацию, и, пройдя через недоумение, своего рода шлюз между крайними выражениями, оно вновь стало приветливым или даже приветливее, чем вначале. Не знаю, что на нее так подействовало: рассказ об аварии или деньги, на которые можно было одеть двоих, но, так или иначе, я своего добился.
– Конечно, конечно, вы пройдите в примерочную комнату, а я принесу все, что нужно. Какой у вас размер?