Смерть по-соседски

Он перестал давить на мой глаз, и жизнь сразу показалась чуть веселей. Сопротивляться не было сил. Ребра, по всей видимости, превращенные в костную муку, болели так, что я едва мог вдохнуть, а все, что было между головой и ногами, ощущалось как хорошо перемешанный фарш. Я забыл, где у меня находится сердце, удивляясь, что могу еще о чем-то думать. Жизни во мне оставалось не больше, чем в вареной свекле, и я серьезно готовился умереть. Внезапно вспомнилась вторая строчка из «Отче наш», и я почувствовал, да, именно почувствовал, как душа отделяется от бренного тела, устремляясь к небесам, куда я, несомненно, должен был попасть, как принявший мученическую смерть. Я был готов к встрече с всевышним, и даже приготовил пару фраз, типа, «Спартак – чемпион!» и «Но пасаран!», но что-то цепко держало мою грешную душу, не давая ей полностью высвободиться из бренного тела. Последнее, что довелось услышать, были обидные слова, сопроводившие чудовищной силы удар в грудь:

– Тварь бессловесная!

После этого, в который уже раз за день, наступила полярная ночь…

…Сначала была тишина и темнота. Благодатная, божественная, в которой меня не били, не обзывали обидными словами и ничего не выпытывали. Потом все это кончилось. Сначала в меня въехала электричка, разрезав на тысячи маленьких кусков, потом кусочки старательно утрамбовывал трактор, величиной с девятиэтажный дом, а после случилось самое страшное – я очнулся. Передо мной маячила рожа полуфантастического животного из романа о вторжении ненавистных инопланетян, и мне даже пришлось закрыть глаза, чтобы не видеть это жуткое зрелище. Постепенно инопланетянин трансформировался в неизвестного мужчину, но ненависть к землянам читалась в каждой складке его жуткого лица. С меня что-то стекало, но разобрать, вода это или кровь, не представлялось возможным. Я вновь был скован наручниками – теперь я уже знал, как это, когда руки стянуты за спиной и сдавлены безжалостным металлом, и вновь валялся на полу в той же комнате, в которой очнулся в первый раз. И если бы не лежавший неподалеку от меня труп «наркомана» Валеры, можно было подумать, что видел сон о том, как я отважно спасал девушку.

Не в силах пошевелить ни единым членом безжалостно раздавленного тела, я старался медленно дышать, ибо каждый вдох причинял жуткую боль, причем определить, где именно болит, не представлялось возможным. Было странно, что я не утратил способности мыслить и что все еще жив. Что-то по-прежнему не пускало меня на небеса.

Рожа скривилась в нелепой ухмылке, и я вспомнил глупый фильм про марсиан, которые перед тем как убить из игрушечного, сжигающего человека дотла лазерного оружия, говорили: «Мы пришли с миром!»

– Живой, а я думал, все, опять Леша перестарался, – с какой-то непонятной мне радостью произнес «марсианин». Это было новое лицо в стане врага, вряд ли настроенное ко мне дружелюбно.

Лицо куда-то пропало, и я подумал, что если все же умер, то это, как говорил один известный депутат, однозначно не рай. Я закрыл глаза, точнее глаз. Память функционировала так, что было даже жалко, что не отличался подобными способностями раньше. Помнилось все, что произошло, с пугающей отчетливостью в деталях. Я мог даже сказать, сколько раз пукнул перед тем, как убил одного из своих тюремщиков в отвратительно-грязном помещении, когда-то называвшемся туалетом.

– Хорош дрыхнуть! На небесах отоспишься! – буркнуло лицо.

Я открыл единственный уцелевший глаз и увидел гнусную ухмылку довольного своей избитой шуткой «марсианина». Еще один юморист!

– Давай, козлина, просыпайся, страна зовет, – он продолжал повторять слышанные не одну тысячу раз штампы киношных героев и сам улыбался этим пошлостям. «Марсианин» резко дернул меня вверх, и я оказался полулежащим на стуле, вероятно, на том же, на который уже усаживали предыдущие палачи.

Единственной частью тела, которая не испытывала боли, была, как ни странно, голова. Я не чувствовал головокружения, мешающего сообразить, куда бежать после боя без правил с Валерой, и тошнота куда-то пропала, уступив место тупой боли, овладевшей неразумной частью тела, начиная с шеи и заканчивая пятками. А поскольку имелась возможность работать лишь головой, я решил использовать ее по назначению. Мы были один на один с «марсианином», и это обстоятельство можно было расценить как определенный плюс при условии, что я здоров и руки не скованы за спиной. В моем случае все было наоборот, и оказать хоть какое-то сопротивление я не мог при всем моем желании. Так что плюсик был весьма условный, так сказать, теоретический. Неизвестно, сколько я провалялся без сознания и когда вернутся остальные, чтобы окончательно отправить меня на небеса. Или не на небеса. Сейчас это уже почти не имело значения.

Я повернул голову, но даже такое легкое движение отозвалось нестерпимой болью. Мой тюремщик заметил это и вновь оказался перед единственным уцелевшим глазом.

– Высматриваешь? Ну, ну, высматривай, недолго уже осталось, – он улыбался, но его улыбка была сродни волчьему оскалу.