Смерть по-соседски

– Герман был в том номере, зарегистрированном на подданного Израиля, Самуила Вайда? Кстати, кто это, Самуил Вайд? Мы проверили, за последние два месяца ни один человек с такой фамилией не пересекал наших границ, хотя в журнале регистраций отмечено, что он прибыл в Москву четырнадцатого и прошел таможенный и паспортный контроль в аэропорту Шереметьево.

Что за бред?! Какой еще Самуил Вайд? В моей голове все окончательно смешалось, и я уже забыл о своем вопросе к майору, когда тот сам напомнил мне.

– В номере не было никого, кроме наших людей, которых ты уложил мастерски. И, насколько я понимаю, ты даже не был ранен?

– Нет, – ответил я, пытаясь собраться с мыслями. Вайд? У Германа было два паспорта?

– А как же Герман мог оказаться в том номере? – Мурейко даже опустил пистолет вниз, словно показывая мне, что убивать меня он пока не собирается.

– Это был его номер. Предыдущую ночь мы провели в нем, распивая армянский коньяк и разговаривая о жизни.

– Та-ак, – протяжно сказал майор, – значит, твой Герман имел два паспорта и фальшивую отметку о пересечении государственной границы. И почему он лежал, как ты говоришь, с двумя пулями в груди?

– Потому что один из твоих людей стрелял в него. Что характерно, дважды. – Мысли разбегались испуганным стадом овец, и я не мог сосредоточиться ни на одной. Хотя бы на том, что сейчас удобный момент для прыжка.

– И он рассказал тебе обо мне?

– Да, сказав при этом, что вы тот человек, который может мне помочь. Странно, правда? – Я посмотрел на него, оценивая расстояние до пистолета. Далеко, не дотянуться.

– Даже очень странно, – согласился со мной Мурейко. – Что еще он сообщил тебе?

– Больше ничего. Не успел. Но ты так и не ответил – куда могли деться два тела?

– Не знаю, – майор взглянул на меня и повторил, – я не знаю. Когда мы прибыли в «Метрополь», в номере лежали тела только наших людей. И больше никого.

– Но кто мог вынести его и горничную? Один Гера весил больше ста килограммов.

– Хороший вопрос. – Он задумчиво посмотрел на свой пистолет и добавил: – Особенно потому, что был допрошен весь персонал, но никто не видел этого Самуила Вайда после того, как вы пришли с ним в гостиницу. Ни одна живая душа.

Последнее было сказано таким тоном, что мне стало не по себе. Внезапно я услышал какой-то отдаленный шум. Майор тоже услышал и, посмотрев на дверь, на мгновение оставил меня без внимания. Этого мгновения хватило, и я прыгнул, вытянув руки в направлении его пистолета. Пролетев больше метра, умудрился схватить пистолет за ствол, отворачивая его от себя.

Мы свалились на дорогой паркет. Мурейко на спину, я на живот, но четыре наши руки вцепились в черный пистолет, словно два ребенка, не поделившие одну игрушку. Моя голова оказалась на уровне его груди, и мне было проще отвернуть ствол от себя. Мы боролись за грязный металл, сказал бы поэт с презрением, но этот кусок стали был пропуском в жизнь, и плевал я на все даже самые умные высказывания. Напрягая все силы, я старался лишь отвернуть от себя пистолет, не надеясь вырвать его из крепких рук майора. Странно, но Мурейко не издавал ни звука, совсем как Сашок, который так и умер возле обгаженного унитаза без единого возгласа. Школа у них такая, что ли?

Мне удалось-таки отвернуть от себя ствол, когда открылась дверь, и на пороге появилось человекоподобное существо с простым русским (а может, и не русским, черт его знает) именем, Алексей. У него ушло не меньше секунды, чтобы оценить увиденное, но пуле и этого оказалось достаточно. Вылетевшая внезапно из пистолета, она попала ему куда-то в ногу, и с ревом подстреленного кабана громила рухнул на пол. Грохот выстрела оглушил, перепонки зазвенели где-то между си бемоль и соль диез. Руки больно ожгло, но я не отпустил ствола. Резко подтянувшись повыше, я отпустил одну руку и растопыренными пальцами ткнул майора в лицо, целясь в глаза. Грязный приемчик, но кто попробует меня упрекнуть в том, что я хотел выжить?

Майор издал звук, похожий на шипение. Указательный палец моей левой руки ткнулся во что-то мягкое, и это мягкое вдруг исчезло, расплывшись и смочив ноготь моего пальца какой-то жидкостью. Его руки на мгновение ослабли, и пистолет оказался в моей руке. Я перекатился и вскочил на ноги, сбивая столик. На пол со звоном посыпались блестящие хирургические инструменты.

Мурейко лежал на полу, обеими руками зажимая левый глаз. Из-под его ладоней медленно вытекала красноватая жидкость, а я жадно хватал ртом воздух, пытаясь наполнить им вновь вспыхнувшие легкие. Убедившись, что майор не опасен, я перевел взгляд на громилу, и вовремя. Он уже достал пистолет, но не успел навести его на меня. Я выстрелил в него, и грохот вновь заполнил маленькое помещение. Не знаю, куда я попал, но громила вытянулся и затих.

«Семь», – подумал я и вновь посмотрел на майора. Тот тихо поскуливал. Видно, офицерская честь или что там у них не позволяла ему выть от подобной раны во весь голос. Лично я бы завыл.

Шагнув к майору, я остановился в двух шагах от него и громко, потому что не слышал себя, спросил: