Я сразу узнал свою маленькую квартирку, несмотря на то, что видел ее одним глазом, но утверждение, что родные стены придают сил – подлая выдумка писателей. Едва я проснулся, как боль с учетверенной силой накинулась на меня, отыгрываясь за часы вынужденного простоя, что я пребывал в беспамятстве. Не в силах даже охнуть, я пошевелил пальцами рук, словно какой-то падишах, таким способом подзывающий верных подданных, но, несмотря на то, что пальцы шевелились (это вселяло некоторую надежду), никто ко мне не бросился, упрашивая сказать, чего мне хочется. Было немного обидно, что я не падишах, но я справился с этим и, дрожа от напряжения, сумел подняться со старенького дивана, используя все имеющиеся конечности.
Что-то шумело на кухне, но мне было все равно, что за звук раздается оттуда. Хотелось в туалет, и чем быстрее, тем лучше. Совмещенный с ванною, гордость советских архитекторов, туалет находился метрах в пяти от того места, где, покачиваясь от слабости и головокружения, я пытался устоять на ногах. Я боялся сделать даже шаг, потому что тогда нарушилось бы то хрупкое равновесие, которое удерживалось моим вестибулярным аппаратом, этим замечательным прибором, благодаря которому я в свое время выиграл немало призов.
Шум с кухни обрел иные интонации, и в открывшуюся дверь я увидел большое, знакомое тело, протискивающееся в узкий дверной проем.
– Привет, соня! Очнулся? – голос Германа доносился как из-под ведра.
– Ты жив или это я умер? – Я реалист, но когда ты пару дней ходишь, убежденный, что твой друг убит, причем у тебя на глазах, трудно заставить себя поверить, что этот ухмыляющийся гигант не привидение.
– Жив, как видишь, – он был почему-то весел, и как всегда от него веяло жизнелюбием. В данном случае оно было просто невыносимо.
– Я же видел, как ты умер, – мне хотелось ему нагрубить, но я генетически вежливый человек, поэтому решил немного обождать. До выяснения.
– Нет, хотя мне тоже так показалось, – Герман произнес странную фразу, которая не укладывалась в моем угнетенном сознании.
– Помоги мне добраться до туалета, а потом расскажешь, кто и за что тебя воскресил.
– Держи лапу, – Гера протянул свою объемистую ладонь, ухватившись за которую, мне было уже намного проще добраться до пункта назначения.
В ванной-туалете я пробыл довольно долго. Сначала естественные потребности полуживого организма, потом я внимательно изучал ставшее чужим и неузнаваемым собственное лицо, про которое еще совсем недавно говорили, что оно… Да что теперь вспоминать! Не решаясь трогать яркие, красно-лиловые вздутия, я слегка смочил опухшие пальцы и, почувствовав себя человеком процентов на двадцать, что уже было неплохо, вышел из маленького помещения.
Из кухни теперь доносился не только шум, но и запах чего-то жутко вкусного.
«А что здесь делает Надя?!» – подумал и жутко удивился своей мысли. При чем здесь Надя? Но тут же нашел ответ. Наверное, теперь все, связанное с вкусной едой, будет ассоциироваться с администратором сауны на Профсоюзной улице. Уже без посторонней помощи я добрел до кухни.
У плиты, закрывая ее своим невозможным телом, стоял мой бывший одноклассник, и шкворчанье чего-то безумно вкусного наполнило рот такой обильной слюной, что я чуть не захлебнулся, пытаясь ее проглотить. Герман обернулся и, увидев меня, приветственно помахал металлической лопаткой, разбрызгивая вокруг себя маленькие, блестящие капли.
– Садись, я накормлю тебя так, как ты не ел ни в одном ресторане Москвы.
Я сел, так и не ответив ему. Силы были ограничены, и мне даже казалось, что я вижу тот стаканчик, в котором они все и находятся. Герман что-то шумно передвинул на плите, напевая незнакомую мне мелодию, и почти иллюзионистским движением в два-три приема расставил на столе приборы, нарезанный хлеб, сыр и какие-то соусы. Наконец он торжественно водрузил на разделочную доску громко шипящую сковороду, на которой парились куски мяса. Запах был таким необыкновенным, что захотелось поплакать, но, пересилив женскую половину своего характера, через несколько секунд я понял, как прекрасна жизнь и как много вкусных блюд я еще не ел.
– Блюдо мексиканских королей, – произнес Гера, с удивлением глядя на то, как я запихиваю в себя кусок за куском нежное, сочащееся каким-то необыкновенным соком, мясо неведомого животного. – Называется… – и произнес такое длинное и мудреное слово, которое я не выговорю ни за что на свете. Что-то вроде кетцалькоатля в теночтитлане. Ну да и бог с ним, с названием. Я понял, что со вкусом у мексиканских королей было все в порядке. – Между прочим, поварам, кто не добивался определенного вкуса, не предлагали сделать еще одну попытку, – продолжал Герман экскурс в древнюю историю ацтеков, майя и разных толтеков.
– Ммм? – Я не мог оторваться, и этот звук должен был показать ему, как я внимательно слушаю.