Смерть по-соседски

– Им просто отрубали голову и делали из нее кубок для питья. Также не разрешалось никому даже прикасаться к этому священному блюду. Считалось, что сам запах, – он снова произнес длиннющее слово, и я удивился, как быстро и без запинки он его произносит, – приближает человека к богам. Так вот, цени.

С этими словами он присоединился к поеданию королевского блюда с невозможным названием. Минут пять прошло в полном молчании, нарушаемом лишь нечленораздельными звуками, которые всегда сопровождают процесс принятия пищи. С каждой секундой, точнее, с каждым невообразимо вкусным кусочком я чувствовал, как жизнь по капле возвращается в меня. А с ней возвращались вопросы, которых становилось все больше и больше.

Утолив первый, самый жестокий голод, я отпил из стакана, в котором оказался апельсиновый сок (откуда у меня апельсиновый сок?). С трудом, но мне удалось заставить себя отложить вилку и задать первый вопрос:

– Почему ты жив?

Герман отреагировал на него как-то странно, но если учитывать его национальность, то все становилось понятным. Он откинулся, чуть не сломав спинку стула, и, засмеявшись, ответил вопросом:

– Ты что, расстроился?

– Не ерничай, ты знаешь, о чем я.

Видимо, в моем тоне Гера услышал нечто такое, что заставило его отказаться от всегдашней своей балагуристости, и, сделав непривычно серьезное лицо, начал рассказывать.

– Я должен тебе признаться или, как у нас говорят, открыться – иногда я выполняю деликатные поручения по просьбе одной компании.

– Другими словами, – я пристально смотрел на него, – ты шпион?

– Я бы не стал так это называть, – показалось, что он смутился, – шпионы, они специально обученные люди, а я лишь выполняю мелкие заказы. Что-то привезти, что-то увезти.

– И как ты это делаешь? – Мне не то чтобы было очень интересно, просто больше не хотелось никаких недомолвок.

– Тебе я могу довериться. Я поставляю сюда растения, почву, а отсюда уходят грузы с удобрениями.

– И ты в них прячешь, – не хотелось говорить, но я должен был все прояснить, – наркотики?

– Боже упаси! – Герман едва не перекрестился. – Ты что?! Я же говорю, мелкие поручения. Бумаги, диски и прочую мелочь, найти которую в грузе практически невозможно. Тем более меня знают и, что самое главное, доверяют.

– Ты имеешь в виду таможню? – спросил я, догадываясь, каким будет его ответ.

– И их тоже. Славные люди, – он даже улыбнулся, – да и обходятся не очень дорого.

– И что привело тебя в этот раз?

– Я же говорил, мама умерла. И я собирался лететь к тебе, чтобы ты занялся переоформлением квартиры, когда мне позвонили. Представь мое удивление, когда я услышал, что у твоего соседа есть какой-то компромат на одну леди. Очень высокопоставленную леди. Я еще подумал, что это судьба.

– Ты ошибаешься, не леди, а мистер. Или, правильнее будет сказать, сэр.

– Нет, друг мой, – Герман вздохнул, – именно леди.

Мне подумалось, что у всей этой истории и должен быть такой финал, но что-то тревожило, какое-то внутреннее беспокойство, возникающее всякий раз, когда что-то, недоступное моему пониманию, не сходилось.

– Короче, мне нужно было изъять этот диск, и я решил воспользоваться твоей помощью, чтобы никто не мог скомпрометировать жену английского дипломата. И вот, иди потом, не верь в высшие силы, ты сам оказался замешан в этой истории.

Я сухо уточнил:

– Все-таки жену?

– Да, жену, которая в силу некоторых своих наклонностей, имела несчастье быть записанной на камеру во время одной из тех мерзких сцен, что мы с тобой видели. А чего ты так удивляешься?

– Ничего, продолжай. – Я не стал рассказывать про другую версию, рассказанную мне Толиком. Толиком?! Он что, до сих пор в машине? – Герман, где сейчас «Тойота»?! – Я даже схватил его за руку.

Гера вновь улыбнулся.

– Не переживай, там его уже нет. Тот человек, который был в багажнике «Тойоты», пишет, а может, уже написал все, что знал про это дело.

– Где пишет? – я не совсем понял.

– Как где? В английском консульстве, в девятом кабинете или в двенадцатом, я не знаю точно. Это так важно? – он посмотрел на меня.

– Нет, наверное, нет, – меня мучили другие мысли, но я пока предпочитал молчать.

– Коробка с дисками тоже у них, а все остальное сгорело дотла.

Мне припомнился пожар, начало которого я видел перед тем, как впасть в забытье.

– Хорошо, – я тоже посмотрел на него, – ответь мне на несколько вопросов.

– Спрашивай, – кивнул мой бывший одноклассник, ныне английский шпион.

– Как ты остался жив? Я видел, как в тебя выстрелили дважды, своими собственными глазами видел.

Герман рассмеялся и расстегнул свою рубашку, которой можно было бы укрыть несколько человек. На его теле виднелись два огромных синяка, каждый величиной с телячью голову.

– Ты слышал о таком изобретении, как бронежилет? – Дождавшись, пока я, не отрывая взгляда от синяков, глупо кивну, он продолжил, застегивая пуговицы, – так вот, на мне был бронежилет из новейшего материала, которому кевлар в подметки не годится.

Я знал, что такое кевлар, но о том, чему он не годился в подметки, не слышал. Впрочем, это не имело значения.

– А зачем ты надел бронежилет? И когда? Пока я спал?