Христианский теолог Пол Бэдхэм придал большое значение утверждению, что «если можно представить веские основания для веры, что сознание может функционировать отдельно от тела до смерти, то разумно утверждать, что сознание могло бы функционировать отдельно от тела после смерти»[617]
. Переживания «вне тела» дают основания считать, что личная идентичность сохраняется без эмбодимента. Бэдхэм посвящает главу полемике с многочисленными современными теологами, включая Бультмана, Мольтмана, Хартсхорна и Питтингера, которые, насколько он считает, сводят доктрину вечной жизни к некоему преобразованному существованию либо в этом мире, либо внутри божественной памяти. С точки зрения Бэдхэма, с необходимостью должен существовать центр самопознания и осознания, сохраняющийся после этой жизни до момента, который Бог запланировал на будущее. Такие богословские взгляды выходят за пределы нашей книги и ее сравнительных рамок.Нас больше интересует различие между физической и социальной смертью, и здесь особенно важна роль, которую играют воспоминания о мертвых. Физическая смерть — относительно очевидное явление: люди умирают и объявляются умершими медицинскими работниками, в то время как юридическая регистрация смерти знаменует официальное признание изменений, произошедших в обществе. Те несколько болезненных примеров — жертвы несчастного случая или болезни, люди в коме или люди, в отношении которых признана «смерть мозга», — олицетворяют важные вопросы, касающиеся смерти и идентичности, с которыми большинство людей не сталкивается. Если связь между смертью мозга и окончательной смертью остального тела создает как этические, так и экзистенциальные проблемы для нескольких несчастных семей, то несомненная физическая смерть кого-то в памяти живых сталкивается с кругом эмоциональных, психологических и богословских проблем.
Естественно, мертвые могут по-прежнему присутствовать в разговорах и истории семьи, места работы или досуга; физически мертвому человеку может потребоваться некоторое время, чтобы «умереть» в социальном смысле. Хотя некоторые из них принадлежат к влиятельным группам в обществе и действительно продолжают жить «в истории» в течение очень долгого времени, большинство обычных граждан вряд ли окажут влияние более чем на одно или два поколения после своей смерти. Тем не менее две категории смерти — физическая и социальная — не достаточны для рассмотрения спектра отношений между мертвыми и живыми. Компенсировать это может третья категория, «смерть в памяти». За физической смертью следует социальная смерть, за которой, в свою очередь, следует смерть в памяти выживших. Эта последняя фаза может занять значительное время или вообще никогда не состояться в отношении некоторых выживших. Это совершенно понятно, если идентичность живых частично состоит из переживаний и воспоминаний о мертвых. Имея это в виду, мы возвращаемся к опросу в Ноттингемшире, который включал вопросы об идентичности умерших в идентичности выживших[618]
.Первый вопрос касался вещей, напоминающих пережившим утрату об их умерших. Большинство, 58 %, считали, что физические объекты и ситуации стимулируют память, в то время как другая значимая группа, 17 %, обнаружила, что эту функцию выполняют спонтанные воспоминания; 13 % опрошенных обнаружили, что конкретные люди напоминают им умершего родственника; для удивительно небольших 5 % годовщины вызывали такие воспоминания. Остальные 7 % не ответили на этот вопрос. Как можно было ожидать и как показывают эти ответы, у людей, понесших тяжелую утрату, самые разные вещи вызывают воспоминания и образы мертвых. Многое зависит от близости существовавших отношений, особенно от того, жили ли люди в одном жилом помещении, как, например, супруги.
Хотя об этой сложной области известно очень мало, вполне вероятно, что два человека, лишившиеся третьего, будут иметь очень разные схемы таких напоминаний. Супруга, продолжающего жить в семейном доме, постоянно окружают воспоминания, в то время как у группы, живущей в другом месте, скажем, у взрослого ребенка, состоящего в браке и имеющего собственную семью, может быть совершенно другой набор воспоминаний, которые присутствуют в сознании или, например, возникают при виде одного из детей, который напоминает умершую бабушку. Некоторые кросс-культурные исследования показали, что подобные связи с мертвыми иногда разрушаются, что может пойти кому-то на пользу. Подобный «разрыв связей» был отмечен в Северной Америке как способ развития новых моделей поведения после тяжелой утраты, особенно полезный для тех, кто думает о повторном браке[619]
.