Сподвижник Сен-Симона философ Огюст Конт, оказавший большое влияние на более поздних социологов, представил философскую схему стадиального развития человеческой мысли, которое начинается с теологического уровня, затем проходит через метафизическую стадию и заканчивается научным этапом. Конт обозначил эти стадии другими названиями, указывающими на ценность, которую он придавал каждой: теологическую он называл «фиктивной», метафизическую — «абстрактной», а заключительную научную стадию — «позитивной». Этот последний термин помогает объяснить, почему социологию Конта называют позитивизмом. Но позже под влиянием любовной интриги Конт принял своего рода духовный подход к жизни и сформулировал, так сказать, светскую религию с пирами, священниками и ритуалами инициации, которые даже включали обряды для включения умерших в расширенное сообщество, основанное на любви, спустя примерно семь лет после их смерти.
О загробной жизни он рассуждал в терминах «объективной» телесной жизни, заканчивающейся со смертью и сменяемой «субъективным» существованием в «сердцах и умах других»[737]
. Здесь мы снова не обнаруживаем молчания о смерти. Позитивистские церкви, если это слово уместно, основывались, например, в Лондоне, Лестере и других местах, а гимны писались и исполнялись до конца Второй мировой войны, во всяком случае в ливерпульском Храме человечества. В одном гимне, посвященном Огюсту Конту, он упоминается как «Великий пророк и открыватель, первый из святых мертвецов»[738]. Хотя этот социальный эксперимент по созданию секулярной религии в конечном счете не породил мировую церковь, он все же показывает человеческую способность участвовать в ритуалах, направленных на смерть и основанных на коллективном оптимизме.В двух основополагающих статьях Крис Биннс подробно описал[739]
возникновение, как он это называл, церемониала Советского Союза[740]. Пропаганда коммунистической партии с октября 1923 года продвигала широкий круг светских обрядов, в том числе похорон. В первые годы светские похороны устраивались только для героев революции или для высших партийных лидеров, с лентами, процессиями и речами у могилы, обеспечивающими драматизм события. Хотя кремация становилась все более популярной как способ избавления от этих значимых индивидов[741], возможно, наиболее серьезное противодействие смерти последовало за кончиной Ленина в январе 1924 года. Его вдова просила, чтобы ему не воздвигали мемориал, а лишь следовали примеру его жизни на практике. Биннс отмечает, что «невозможно было более жестко проигнорировать какой-либо призыв»: города и улицы переименовывались в его честь, 21 января, день его смерти, был объявлен ежегодным днем траура. Грандиозным похоронам предшествовало долгое ожидание, и, возможно незапланированно, тело было забальзамировано[742]. Биннс использует слово «мумификация» для описания этого акта, который, видимо, стал результатом общественного запроса на возможность для тысяч людей посмотреть на тело и выразить свое почтение. Он предполагает, что в то время, когда официально доказывалось, что многие религиозные реликвии являются подделками, а некоторые — результатом естественной мумификации, идеологически было полезно продемонстрировать, что наука может достичь той же цели для атеистического лидера. Он добавляет, что «чудесное сохранение» Ленина может «придать ему ауру святого» среди масс. Идея революции и новой политической реальности теперь сосредоточена в мертвом (но сохранившемся) лидере, в его мавзолее в самом центре столицы коммунизма. Здесь идеологическое и церемониальное заявление о смерти, подвластной новой идеологии, было сделано максимально драматично[743].С течением времени военные мемориалы стали увековечивать имена погибших на гражданской войне и даже использовались в качестве площадки для церемоний посвящения молодежи, что является ярким примером мотива преодоления смерти. Ежегодно проводились церемонии поминовения, и, как выразился Биннс, «смерть преодолевалась в бессмертных делах»[744]
. Для обычных людей была разработана формальная процедура похорон, включающая процессии, музыку, выражение уважения к телу умершего и некоторые формальные заявления от представителей власти. «Гражданин СССР завершил свой жизненный путь. Родина прощается со своим сыном. Пусть в ваших сердцах навсегда останутся теплые воспоминания о нем»[745]. Здесь смерть рассматривается не только в пределах семейной памяти, но и в контексте более высокой цели политического режима. Слова против смерти помещают человека в более широкую корпоративную идеологию. Конечно, как Советский Союз, так и другие европейские страны, например Венгрия, за коммунистический период построили просторные помещения для похорон, где можно было проводить церемонии. Смерть не была отодвинута на второй план.