Смерть в облаках. Убийства по алфавиту. Убийство в Месопотамии. Невероятная кража. Родосский треугольник

— Исключить? — переспросила Джейн. — Так вот в чем заключается ваш метод? — Она на мгновенье задумалась. — Понятно. Вы исключили мистера Кленси…

— Может быть, — откликнулся Пуаро.

— И вы исключили нас; а теперь, вероятно, вы собираетесь исключить леди Хорбери. О!

Она умолкла, ибо ее поразила неожиданная мысль.

— Что с вами, мадемуазель?

— Ваш разговор о покушении на убийство. Это что, проверка?

— Вы очень проницательны, мадемуазель. Да, это тоже входит в мой план. Я упоминаю покушение на убийство и наблюдаю за мистером Кленси, наблюдаю за вами, наблюдаю за мистером Гейлом — и никто из вас троих даже глазом не моргнул. И смею заметить — уж тут меня не обманешь, — убийца способен дать отпор нападению, которое он предвидит. А запись в маленькой книжечке не может быть известна никому из вас. Так что, как видите, я удовлетворен.

— Какой вы ужасный, коварный человек, мосье Пуаро, — сказала Джейн, поднимаясь. — Никогда не знаешь, чего от вас ожидать.

— Ничего особенного. Просто я хочу знать истину.

— У вас, наверное, имеются весьма хитроумные способы выяснения истины.

— Один-единственный и ничуть не хитроумный.

— А именно?

— Предоставить людям возможность самим все рассказать.

— Но если они не захотят? — засмеялась Джейн.

— Все любят поговорить о себе.

— Вероятно, да, — согласилась Джейн.

— Этим и пользуются всякие шарлатаны, целые состояния наживают. У них одна забота — заставить пациента говорить. Вот люди и выкладывают, как они двух лет от роду выпали из детской коляски, как их мать ела грушу и соком испачкала свое оранжевое платье, как в полтора года они дернули за бороду отца: он их выслушает, а потом заявляет, что они теперь точно избавятся от бессонницы, и получает ни за что ни про что две гинеи;[67] а люди уходят довольные — да еще как! — и, ведь бывает, что действительно начинают крепко спать.

— Как чудно, — заметила Джейн.

— Нет, не так чудно, как вам кажется. Тут все дело в изначальной потребности человеческой натуры — потребности выговориться, выразить себя. Вы сами, мадемуазель, разве вы не любите перебирать детские воспоминания — о матери, об отце?

— Мне особенно нечего перебирать. Я воспитывалась в приюте.

— А, понятно. Это очень печально.

— Я не хочу, чтобы вы подумали, что мы были теми бедными приютскими сиротками в алых шапочках и плащах. У нас было довольно весело.

— Это было в Англии?

— Нет, в Ирландии, под Дублином.

— Стало быть, вы ирландка. Вот почему у вас темные волосы и серо-голубые глаза, которые…

— Словно вставлены запачканным золой пальцем, — с удовольствием закончил Норман.

— Comment?[68] Что вы сказали?

— Есть такая поговорка об ирландских глазах — что их вставляли запачканным золой пальцем.

— Неужели? Это не изящно, нет. И все же, надо признать, довольно удачно. — Он поклонился Джейн. — Результат получился прекрасный, мадемуазель.

Джейн, смеясь, встала из-за стола.

— От вас у меня голова закружится, мосье Пуаро. Спокойной ночи и большое спасибо за угощение. Придется вам снова кормить меня ужином, если Нормана посадят за шантаж.

При напоминании об этом Норман нахмурился.

Пуаро пожелал молодым людям спокойной ночи.

Придя домой, он отпер бюро и вынул список из одиннадцати имен.

Против четырех из них он поставил легкую галочку. Затем задумчиво кивнул.

— Кажется, я знаю, — пробормотал он себе под нос. — Но я должен быть уверен. II faut continuer[69].

Глава 17

В Уондсуорте

Мистер Генри Митчелл только принялся за ужин, состоявший из картофельного пюре с сосисками, как к нему заявился гость.

К некоторому изумлению стюарда, вышеупомянутым гостем оказался длинноусый господин, который летел тем роковым рейсом.

Мосье Пуаро был чрезвычайно приятен и прост в обращении. Он настоял, чтобы мистер Митчелл не прерывал свой ужин и сделал удачный комплимент миссис Митчелл, которая пялилась на него, разинув рот.

Он охотно сел на стул, заметил, что для этого времени года чрезвычайно тепло, и затем плавно перешел к цели своего визита.

— Боюсь, Скотленд-Ярд не слишком преуспел в расследовании этого дела, — сказал он.

Митчелл озабоченно покачал головой.

— Поразительный случай, сэр, поразительный. Я представить себе не могу, что они могут сделать. Если уж никто из пассажиров ничего не видел, то теперь и подавно не разберешься.

— Вы очень правильно говорите.

— Генри ужасно переволновался — из-за всего этого, — вставила жена. — Не спал ночами.

Стюард объяснил:

— Это лежало камнем на душе, сэр, жуткое дело. Компания обошлась со мной по-божески. Должен признаться, сначала я боялся, что меня уволят…

— Генри, они не имели права. Было бы чудовищно несправедливо. — Жена кипела негодованием. Это была полная румяная женщина с часто моргающими черными глазами.

— Не всегда такие дела решаются справедливо, Рут. Тут же вышло лучше, чем я ожидал. Они сняли с меня всякую вину. Но я-то сам ее чувствовал. Ведь это я отвечал за порядок.

— Я вас понимаю, — с сочувствием проговорил Пуаро. — Но вы принимаете это чересчур близко к сердцу. В том, что произошло, вашей вины нет, уверяю вас.

— Я тоже ему это говорю, — вставила миссис Митчелл.