— Я пообщался с матерью Анжеликой. Она подтвердила все, что миссис Ричардс поведала нам о своем пребывании в «Инститю де Мари». Она совершенно откровенно рассказала, что мать Анни уехала из Квебека с французом-виноторговцем. Тогда она порадовалась, что дочь не попадает под влияние матери. С ее точки зрения, Жизель катилась по наклонной плоскости. Деньги она переводила регулярно, но никогда не стремилась к встрече с дочерью.
— Короче говоря, ваша беседа была повторением того, что мы слышали сегодня утром.
— Практически, да — разве что еще более подробно. Анни Моризо покинула «Инститю де Мари» шесть лет назад и пошла работать маникюршей, потом она получила место горничной у некой дамы — и в конце концов именно в этом качестве уехала из Квебека в Европу. Писала она нечасто, но мать Анжелика обычно получала от нее письма два в год. Прочтя в газете отчет о следствии, она сообразила, что убитая Мари Моризо — по всей вероятности, та самая Мари Моризо, которая некогда жила в Квебеке.
— А что насчет мужа? — спросил Фурнье. — Теперь, когда мы определенно знаем, что Жизель была замужем, упускать из виду существование ее супруга тоже не стоит.
— Я об этом думал. Это одна из причин моего телефонного разговора. Джордж Леман, беспутный муж Жизели, погиб в первые дни войны.
Он помедлил, а затем раздраженно спросил:
— О чем я только что говорил — нет, не о муже, а перед этим? Мне показалось, что, сам того не сознавая, сказал что-то очень важное.
Фурнье как мог повторил слова Пуаро, но недовольный бельгиец только качал головой.
— Нет-нет, не то. Ладно, не важно… — Он повернулся к Джейн и завязал с ней непринужденный разговор.
После обеда он предложил выпить кофе в гостиной.
Джейн согласилась и протянула руку за сумочкой и перчатками, которые лежали на столе. Дотронувшись до них, она слегка поморщилась.
— Что с вами, мадемуазель?
— О, пустяки, — рассмеялась Джейн. — Сломала ноготь. Надо его подпилить.
Пуаро вдруг опять сел.
— Norn d'un nom d'un nom, — тихо проговорил он.
Его спутники глядели на него с удивлением.
— Что случилось, мосье Пуаро? — воскликнула Джейн.
— Случилось то, — сказал Пуаро, — что я понял, почему лицо Анни Моризо мне знакомо. Я видел ее… в самолете в день убийства. Леди Хорбери послала ее за пилкой для ногтей. Анни Моризо была горничной леди Джейн.
Глава 25
«Я боюсь»
Это внезапное озарение ошеломило и самого Пуаро, и его спутников. Дело принимало совсем иной оборот.
Из лица, практически не причастного к трагедии, Анни Моризо превратилась в лицо, находившееся на месте преступления. На какое-то время за столом воцарилось молчание, все пытались освоиться с этой новостью.
Пуаро отчаянно всплеснул руками — глаза его страдальчески закрылись.
— Минуточку-минуточку, — умолял он. — Мне необходимо сосредоточиться, я должен скорректировать мои представления о случившемся. Я должен мысленно возвратиться назад. Я должен вспомнить… Тысяча проклятий моему злополучному желудку. Я был занят исключительно своим самочувствием.
— Стало быть, она на самом деле была в самолете, — проговорил Фурнье. — Я понимаю. Я начинаю понимать.
— Я вспомнила, — сказала Джейн. — Высокая брюнетка. — Стараясь вспомнить что-нибудь еще, она прикрыла глаза. — Леди Хорбери назвала ее Мадлен.
— Совершенно верно, Мадлен, — подтвердил Пуаро.
— Леди Хорбери послала ее в глубь салона за красным несессером.
— Вы хотите сказать, что эта девушка проходила мимо места, на котором сидела ее мать? — сказал Фурнье.
— Да.
— Вот вам мотив, — выдохнул Фурнье. — И возможность… Да, и то и другое.
И с неожиданной страстью, столь не вязавшейся с его обычным унынием, он громко стукнул кулаком по столу.
— Но черт побери! — возопил он. — Почему никто не вспомнил об этом раньше? Почему ее не включили в список подозреваемых?
— Я сказал вам, друг мой. Я сказал вам, — устало объяснил Пуаро. — Всему виной мой злосчастный желудок.
— Да-да, это понятно. Но у остальных желудок не бунтовал — у стюардов, у других пассажиров.
— По-моему, так получилось потому, что она проходила мимо Жизели в самом начале, когда самолет только что поднялся в воздух, тогда Жизель была жива и здорова. Кажется, ее убили много позднее, примерно через час.
— Странно, — задумчиво проговорил Фурнье. — Может быть, яд подействовал не сразу? Такое бывает…
Пуаро застонал и закрыл лицо руками.
— Мне необходимо подумать. Мне необходимо подумать… Неужели все мои предположения оказались неверны?
— Что ж, бывает, mon vieux[83]
,— утешил его Фурнье. — У меня такое бывало. Возможно, в этот раз и вам не повезло. Иногда приходится прятать гордость в карман и начинать все сызнова.— Это верно, — согласился Пуаро. — Вероятно, я все время придавал слишком большое значение одному обстоятельству. Я очень полагался на существование некой улики. И когда действительно ее обнаружил, построил на ней свою версию. Но если я ошибался с самого начала, если моя улика была чисто случайным совпадением… что ж, тогда, да, каюсь, я был неправ, совершенно неправ.