— В тот день в Лондоне вы спросили: «Почему мы нашли духовую трубку? Ее ведь ничего не стоило выбросить в вентилятор?» И я думаю, у меня есть ответ. Мы нашли духовую трубку, потому что убийца хотел, чтобы ее нашли.
— Браво! — воскликнул Пуаро.
— Стало быть, вы имели в виду именно это? Хорошо, так я и думал. И я сделал еще один шаг. Я спросил себя: «А почему убийца хотел, чтобы мы нашли ее?» Ответ напрашивался сам собой: «Потому, что духовой трубкой „не пользовались“».
— Браво! Браво! Вы просто читаете мои мысли.
— Я сказал себе: «Отравленный шип — да, но не духовая трубка. Стало быть, шип был пущен с помощью какого-то другого предмета — который можно спокойно поднести к губам, не привлекая ничьего внимания». И я вспомнил, как вы настаивали на подробной описи вещей, находившихся в багаже и при самих пассажирах. И тут примечательны, на мой взгляд, два момента — у леди Хорбери было два мундштука и на столике перед Дюпонами лежало несколько курдских трубок.
Мосье Фурнье сделал паузу. Он взглянул на Пуаро. Пуаро молчал.
— И то и другое можно, никого не опасаясь, поднести к губам, так что никто не заметит… Вы согласны?..
Пуаро помедлил, прежде чем ответить:
— Вы на верном пути, да, но сделайте еще шаг; и не забывайте об осе.
— Об осе? — Фурнье уставился на собеседника. — Нет, тут я вас не понимаю. При чем здесь оса?
— Не видите? А вот я…
Его перебил телефонный звонок. Он снял трубку.
— Алло, алло. А, доброе утро. Да, это я, Эркюль Пуаро. — И, прикрыв трубку рукой, он шепнул Фурнье: — Это Тибо… Да-да, разумеется. Очень хорошо. А вы? Мосье Фурнье? Совершенно верно. Да, он пришел. Он у меня. — И, опустив трубку, пояснил: — Он пытался дозвониться до вас и Сюртэ. Ему сказали, что вы ушли ко мне. Поговорите с ним. Кажется, он чем-то взволнован.
Фурнье взял трубку.
— Алло, алло. Да, это Фурнье… Что? Неужели… Да, разумеется… Да… Да, я уверен, он тоже. Мы сейчас же приедем. — Он повесил трубку и взглянул на Пуаро: — Дочь. Дочь мадам Жизель.
— Что?
— Да, она явилась за наследством.
— Откуда она взялась?
— Насколько я понял, из Америки. Тибо попросил ее зайти еще раз в половине двенадцатого. Он предлагает нам немедленно приехать к нему.
— Конечно, конечно. Едем сию же минуту… Я оставлю записку мадемуазель Грей.
Он написал:
«Мне неожиданно пришлось уйти. Если позвонит или зайдет мосье Жан Дюпон, будьте с ним полюбезнее, Говорите о пуговицах и носках, но о доисторической керамике — повремените. Он в восторге от вас, однако голова на плечах у него есть!
— А теперь вперед, друг мой, — сказал он, вставая. — Я этого ждал — появления на сцене той неведомой личности, присутствие которой я ощущал все время. Теперь недолго — наконец-то все прояснится.
Мэтр Тибо принял Пуаро и Фурнье чрезвычайно приветливо.
После взаимных приветствий и вежливых комплиментов адвокат с ходу повел разговор о наследнице мадам Жизель.
— Вчера я получил письмо, — сказал он, — а сегодня утром ко мне пришла сама юная леди.
— Сколько лет мадемуазель Моризо?
— Мадемуазель Моризо — или, вернее, миссис Ричардс, ибо она замужем, — ровно двадцать четыре года.
— Она принесла документы, подтверждающие ее личность? — спросил Фурнье.
— Конечно-конечно.
Он раскрыл папку, лежавшую на столе.
— Для начала вот это.
Эта была копия свидетельства о браке, заключенном в 1910 году, между Джорджем Леманом, холостяком, и Мари Моризо — уроженцами Квебека[81]
. К ней прилагалось свидетельство о рождении Анни Моризо Леман. Здесь же было много других бумаг и документов.— Это проливает некоторый свет на прошлое мадам Жизели, — заметил Фурнье.
Тибо кивнул.
— Насколько мне удалось узнать, — сказал он, — когда Мари Моризо встретила этого Лемана, она была белошвейкой или гувернанткой в детском саду. По-видимому, он оказался негодяем и бросил ее вскоре после женитьбы, и она вернула себе девичью фамилию. Ребенок появился на свет в «Инститю де Мари» в Квебеке, где его и оставили. Вскоре после родов Мари Моризо, или Леман, уехала из Квебека — подозреваю, с мужчиной — и оказалась во Франции. Она регулярно посылала в Квебек некоторые деньги, а спустя какое-то время перевела довольно крупную сумму, с тем чтобы ее вручили дочери по достижении ею совершеннолетия. В то время Мари Моризо, или Леман, вне всякого сомнения, вела бурную жизнь и считала за благо не поддерживать личных отношений с дочерью.
— Откуда девушка узнала, что она — наследница крупного состояния?
— Мы поместили кратенькие объявления в различных газетах. Вероятно, одно из них попалось на глаза директрисе «Инститю де Мари», и она написала или телеграфировала миссис Ричардс, которая в это время была в Европе, но собиралась возвращаться в Штаты.
— А что представляет собой Ричардс?
— Полагаю, американец или канадец из Детройта — занимается изготовлением хирургического инструмента.