Смерть в пионерском галстуке

Степнова – дура. Наверняка тоже проснулась тогда ночью и услышала, о чем я с Синичкиной говорила. Ну и пусть ржет. Мне все равно. Тем более, если б не ее тупая шуточка, я бы не нагнала Ксюшу и ничего не услышала бы. А она разговаривала с Сергеем из второго отряда. Сначала просто о какой-то фигне. Он ей все уши прожужжал об этих экопоселениях, об очищении сознания и прочей ерунде. Но когда она спросила, откуда Сергей подобного нахватался, он вспомнил о какой-то Жанне.

Ксюша, похоже, не сразу поняла, о ком он, но потом сообразила:

– А! Это которая смылась за день до начала смены?

Сергей, кажется, обиделся.

– Ну уехала и уехала. Это ее решение.

Но Ксюша только хмыкнула. Она в таком чересчур принципиальная.

– Ага. А для начала закончила курсы вожатых, чтобы потом ни дня не проработать. Она ведь детей даже еще не увидела, а уже испугалась и сбежала. Причем эсэмэской сообщила, что в лагерь не вернется. Это вообще нормально?

Ксюша еще спросила у Сергея, не списывался или не созванивался ли он с этой Жанной и не знает ли, что тогда на нее нашло. А он ответил, что вообще больше о ней ничего не слышал. Хотя они раньше много общались, но с того дня Жанна как в воду канула, ни слуху ни духу.

Ведь правда очень даже странно».

Глава 11

Двенадцать лет назад

После завтрака Ксюша сообщила, что сегодня они идут на экскурсию вместе со вторым отрядом. Девочки тут же стали расспрашивать куда. Надеялись, может, в город повезут, в какой-нибудь музей, но, оказалось, в ту самую экодеревню, про которую Ася слышала от вожатого Сергея после концерта фольклористов.

Очень странно. Еще вчера по плану ее вроде бы не было. Похоже, Клуше надоели приколы, связанные с потусторонним, и она решила приземлить всех. Потому как что может оказаться интересным в деревне, хоть и с приставкой «эко»?

Повариха выдала в дорогу сухой паек – по пачке печенья и пакетику сока на каждого – и с довольным видом отправилась проводить за ворота, разве что платочком вслед не махала. Румяная, толстая, с блестящим носом.

Сначала шли по широкой дороге, ведущей от лагеря, мимо реки. Рядом с Асей неожиданно пристроилась Вика Степнова, заглянула в лицо, сообщила таинственно и многозначительно:

– Василевская, а я знаю.

Ася посмотрела на нее недоуменно, немножко стало не по себе. Вдруг она про дневник. Абсолютно не хотелось, чтобы кто-то сунул в него свой нос.

– Ты о чем? – поинтересовалась осторожно. – Про что знаешь?

– Ну как? – Степнова показательно округлила глаза. – Кто это был тогда ночью.

Ася заметила, как к ним приблизились другие девчонки, навострили уши.

– И кто?

– Видела статую пионера у ворот? – ответила Вика вопросом на вопрос.

– Ну.

Хотя непонятно, статуя тут при чем?

– Так это она и была! – резко выдохнула Степнова, еще сильнее округлила глаза, вскинула руки с растопыренными пальцами, будто собиралась вцепиться, зашептала экспрессивно, с завыванием: – Просто по ночам она оживает, бродит по лагерю и заглядывает в окна. И кто ее увидит, тоже превращается в статую и навеки остается в лагере сторожить вход.

Она не выдержала и хрюкнула, давя смех, а девчонки, идущие рядом, открыто захихикали.

– Дура! – огрызнулась Ася, прибавила шаг, обогнала почти всех, устроилась следом за шагающей самой первой Ксюшей.

Неужели никто не желает замечать, что в лагере действительно творится что-то странное? Или просто боятся признать очевидное? Прячутся или за насмешками, или за чрезмерной активностью.

Вот реально же – зачем им идти в эту непонятную экодеревню? Никто фольклором после того концерта особо не увлекся. Да и его большинство еле отсидело – ерзали и откровенно зевали. А если еще придут и увидят, что скука смертная, обозлятся только больше.