Остаток вечера Лазар провёл в каком-то странном состоянии неудовлетворенности. Его раздражало всё: от музыки, доносящейся с первого этажа, до слабого скрежета тополиных веток о стекло окна. Работа тоже не шла, да и как выяснилось, показания свидетелей он уже заучил наизусть, и каждый новый просмотр протоколов нагонял на Бергота жуткую сонливость. Он запланировал на завтра встречу с Ривье. Завтра всё будет восприниматься яснее, на свежую-то голову, плюс прибавится новая информация. Сегодня осталось только погладить чистую сорочку, принять душ, пораньше лечь спать и попытаться выспаться.
Стоя под тёплыми струями воды и вдыхая аромат яблочного мыла, Лазар никак не мог расслабиться. Его тело требовало совершенно иной разрядки, чем вечернее купание и хороший сон. Стоило Берготу закрыть глаза, как его разум начинал подкидывать ему картинки обнажённого мужского тела – гибкого, разгорячённого любовью и страстью, молодого. Оно могло бы стать податливым в умелых руках Лазара, довериться ему, подарить наслаждение. Лицо Стайлера проявилось из темноты сознания слишком неожиданно и отчётливо, чтобы Бергот успел одёрнуть себя и остановиться. Поздно. Ладонь уже скользнула вниз по животу, пробежала ласково по кубикам пресса, по эрегированному члену, пальцы потеребили мошонку, сложились в кольцо вокруг твёрдой горячей плоти – и дело пошло. Лазар запрокинул голову назад, подставляя шею и грудь воде – мягкой, нежной как поцелуи Оржа. Берготу казалось, что Стайлер здесь, с ним, сейчас, настолько ярок был его образ в мыслях и фантазиях, очень далёких от юношеской невинности. Чем быстрее рука Лазара двигалась на члене, тем откровеннее становились картинки в его разуме. Бергот уже неприкрыто представлял, как обрабатывает упругую задницу Оржа, как от этого бешеного напора тот вскрикивает и услужливо выгибается в пояснице, разрешая всё, с тем же азартом гоняясь за наслаждением, и наконец получая его. Бергот сильно сжал пальцы, чувствуя, как его семя чёткими короткими толчками выплескивается наружу, и по телу идет восхитительно приятная дрожь. Полу-выдох полу-стон вырвался из тяжёлой груди, принося облегчение. Опираясь предплечьем на холодный кафель стены, и медленно приходя в себя, Лазар попытался проанализировать то, что произошло. Значит всё-таки Орж Стайлер.
– Чёрт, – это прозвучало скорее удивлённо, чем зло, но одно Бергот понимал точно: он, похоже, влип. С другой стороны, если хорошенько подумать, секс у него случался до обидного редко, а та единственная ночь со Стайлером, чего таить, впечатлила. Увы, у тела и разума на плотские удовольствия имелись совершенно отличные друг от друга мнения, и о том, чтобы завязать отношения с хастлером даже не могло идти речи. Возможно, Лазар как-нибудь трахнет его ещё разок – и всё. Потом он просто забудет это, снова, так же легко как в первый раз. И всё же Орж был великолепен в постели. Может зря Бергот раньше так редко ходил по хастлерам, и если попробовать других – удастся стереть из разума эти болотно-зелёные глаза с жёлтыми крохотными вкраплениями. Лилея и взращивая этот гениальный план, Лазар лёг спать и как благословение с небес, к нему пришёл крепкий беспробудный сон.
***
Утро выдалось на редкость гадким и суматошным. Звонок от Оберфота, который нетерпеливо интересовался, отчего отчёт, присланный Лазаром столь мал и лаконичен, на что Бергот с досадой ответил, что за сочинениями художественного плана лучше обратиться к Фальку. Франку нечего было сказать в ответ и это стало первой маленькой победой Лазара за это утро и, увы, последней за этот день. В десять утра Бергот позвонил Эмилю Ривье и попросил о встрече, но получил такое решительное «нет», что никакие напоминания об ответственности за отказ от показаний не помогли. Наоборот – на угрозы Ривье отреагировал агрессивно, заявил, что будет разговаривать с полицейскими только в присутствии своего адвоката и непосредственно в полицейском участке. Лазару пришлось ехать на работу и оформлять повестку.
– И чего это он так взбесился? – спрашивал у Бергота Морис, пока тот наблюдал, как напарник ищет имя Эмиля Ривье в базе данных полиции. Лазар поглядывал на дверь кабинета начальника, ожидая выдачи злосчастного клочка бумаги и слушая Дика вполуха. – Это странно, – продолжал Морис, – людям, которым нечего бояться, не нужен адвокат. Что-то подсказывает мне, приятель, что он не придёт к нам на чай с плюшками. Так что старичок Оби зря бумагу тратит, а ты силы.
– С чего это зря? – невозмутимо отозвался Бергот, хмуро читая надпись на мониторе, гласящую, что Эмиля Ривье нет в базе данных полиции. Это означало только одно – он никогда не привлекался, не был под подозрением в преступлении, и даже не штрафовался за неправильную парковку.