Наконец двери открылись, и люди стали выходить из зала суда. Сначала Билли, который на ходу рылся в карманах в поисках сердечных капель. Следом – Ромов и Стоун, что-то оживлённо обсуждавшие между собой. Потом, цокая каблучками, вышла Сьюзи Крам. Она взглянула на Лазара ледяным выжигающим взглядом, но он уже не видел этого, потому что в дверях зала суда появился довольный Альтерри, который ободрительно похлопывал по плечу слегка ошалевшего Стайлера. Позже от Билли Бергот узнал, что Оржа оправдали присяжные с перевесом всего лишь в один голос. Везение это было или всё-таки справедливость казалось уже не важным. Так или иначе, а за убийство Рауля Астайле никто не понёс наказания и через две недели дело просто закрыли. Бергот так и не поговорил с Оржем там, в коридоре, он просто стоял и, смаргивая невольные слёзы, смотрел, как Стайлер вместе с Морганом и Альтерри покидают здание суда. К Лазару подошёл Дик, по-дружески просто положил сильную руку на его плечо.
– Ты всё сделал правильно, – сказал он, осторожно увлекая Бергота к другой лестнице и к другому выходу, тихо добавил: – Пойдём, отметим.
Морис уже не говорил, что всё будет хорошо, хотя в этот раз Лазар очень хотел это услышать. Они попросту напились в каком-то баре, сильно, фактически до беспамятства. Во всяком случае, Бергот точно не помнил, как они добрались до дому, зато не забыл, что рассказывал Дику о том, как встретил Оржа, как они праздновали Рождество, как Стайлер прекрасно танцует и целуется. «Ты даже не представляешь, как он это делает!» – с пьяным восторгом выговаривал Бергот, а Дик смеялся и отвечал, что верит, но целоваться с мужиками точно не станет – и тогда Лазар поцеловал его. Морис простил ему эту глупую выходку, да и мимолетный шутливый поцелуй на ходу, в тёмном ночном переулке для них обоих не значил ничего. Утром Дик сделал вид, что не помнит этого, а Бергот, краснея от стыда, не стал напоминать.
Всю следующую неделю Лазар занимался подготовкой к отъезду и не расставался с сотовым телефоном – он ждал звонка от Оржа и в то же время зал, что тот никогда больше не позвонит ему. Бергот винил себя теперь и в том, что сам просил Альтерри не говорить Стайлеру, что это он его нанял. Лазар не хотел привязывать Оржа к себе подобным одолжением, но через неделю понял, что согласен был уже на что угодно, лишь бы вернуть Стайлера и получить ещё один шанс быть рядом с ним. Лазар решился: прежде чем он сядет в поезд и навсегда уедет в Швейцарию, он поговорит с Оржем ещё один, последний раз. Бергот позвонил ему, но женский мелодичный голос сообщил, что абонент вне зоны досягаемости или заблокирован и тогда Лазар вышел на улицу, поймал такси и поехал к тому, кому когда-то навсегда и безвозвратно оставил своё сердце.
***
Оржа не оказалось дома, и Бергот вышел во двор, чтобы дождаться его сидя на скамейке под огромным раскидистым дубом. Вечернее солнце запуталось в его толстых, огромных и скрюченных от времени ветвях бронзово-золотой сетью. Откуда-то с севера ветер нёс крохотные тонкие снежинки, казавшиеся в холодном воздухе взвесью серебристой пыли – они поблескивали и таяли, не долетая до земли. Лазар подставил ладонь, чтобы поймать одну из них, но в тот же миг от неё на коже не осталось даже капельки. В детстве, когда мать Бергота рассказывала ему чудесные сказки перед сном, он всегда просил её повторить историю, где один маленький принц сжал в ладони снежинку и загадал желание, а она не успела растаять и потому мечта принца сбылась. Видимо, желания Лазара сегодняшнему снегу казались пустяковыми и неважными, да и он сам совсем был не похож на принца. Он продрог, просидев на скамейке до самого вечера, всерьёз размышляя над тем, что схватит простуду или воспаление лёгких, а свет в окне Стайлера так и не загорелся. И лишь когда совсем стемнело, под арку ступила тонкая фигура в знакомом пальто. Сердце Лазара зачастило, едва не выпрыгивая из груди, и он сорвался с места навстречу Оржу.
Увидев его, Стайлер так и замер, взявшись за ручку подъездной двери. Он и Бергот смотрели друг на друга какое-то время совершенно молча, словно им после всего пережитого нечего было сказать или вспомнить.
– Орж, – Лазар начал первым, изо всех сил стараясь говорить спокойнее. От ледяного пустого и прямого взгляда Стайлера ему становилось дурно. Нет, его не простили, более того – он приговорён к вечному изгнанию из жизни человека, который едва не оказался в тюрьме из-за его глупой ошибки. – Послушай, я знаю, что очень виноват перед тобой, но я чем угодно клянусь, я никогда не считал тебя убийцей. Прости меня, Орж.
Стайлер едва вытерпев, выслушал Лазара до конца, а потом резко открыл дверь и скользнул в темноту подъезда, бросив напоследок только одно:
– Убирайтесь.
Бергот кинулся следом, не помня себя от отчаяния холода и боли, схватил Оржа за плечи и, развернув к себе лицом, прижал к стене.