Смерть в Сонагачи

Июнь, жаркий и тяжелый, окутывал Калькутту плотным одеялом, не позволяя продохнуть. Тилу все ждал, когда же дождевые тучи спустятся на город. Наступало его любимое время суток: сумрачное небо, серо-голубой цвет надвигающегося вечера, свет фар на переполненных улицах завершали придуманный им городской сказочный пейзаж. Он достал аккуратно сложенный белый носовой платок из нагрудного кармана кремовой рубашки с коротким рукавом и вытер лоб. Брел медленно, удаляясь от станции метро, все еще извергающей наружу толпы людей, которые, растекаясь по тротуарам и узким неведомым переулкам, спешили к своим пунктам назначения.

Непальский мальчик как раз зажигал керосиновую лампу у входной двери, когда Тилу добрался до бенгальской пивной. Стемнело, и все больше одиноких фигур слеталось на огонек, как на собрание тайной секты меланхолической церкви. Лысый костлявый мужчина, торгующий лучшим карри из бараньих мозгов с зеленым перцем чили и каменной солью в мисочках из сушеных листьев, курил биди, сидя на корточках. Конкурент по соседству, предлагавший горячее жаркое и овощное карри, только начинал месить огромную гору теста, сдабривая его каплями пота со лба. Тилу обожал эту уличную жизнь. Он твердо знал, что когда-нибудь облечет все это в слова, возвеличит и сделает бессмертным, как это уже произошло в его душе.

Сколько прошло — час или пять, — Тилу и сам не знал. Здесь, в этом шумном болоте, даже время становилось вязким, просачивалось, как кровь, сквозь песок. Рядом по-дружески устроился какой-то здоровяк, толстый и высокий. Перед ним стояла тарелка горячего нута, а пинтой прозрачной жидкости в стеклянной бутылке он щедро поделился со своим новообретенным другом. Как выяснилось, парень прочитал все книги Тилу из серии «Невестка» и получил огромное удовольствие. Тилу невольно обрадовался. Он хотел бы, чтобы его ценили за что-то более достойное, мечтал когда-нибудь стоять в лучах сверкающего шара дорогого желтого света в Оксфордском книжном магазине на Парк-стрит, где красивые женщины в полупрозрачных сари выстроятся в очереди за его автографом. Но по большому счету, рассудил он, пьяный толстяк — лучше, чем ничего. Его отцу не дано было познать тайную магию встречи в забегаловке с кем-то, кто прочитал твои слова.

— Так кто эта непослушная невестка, о которой ты так много пишешь? Я думаю, ее нужно наказать, — здоровяк беззвучно рассмеялся, и его большой живот задрожал.

— Никто, я ее выдумал.

— Да ладно, приятель, я делюсь тут с тобой кровно заработанной пинтой. Ты должен раскрыть личность этой талантливой дамочки.

— Она… — Тилу запнулся. Темная кожа, длинные волосы, запах пота и огненные пары, обжигающие горло, — все как будто слилось в одну фигуру. — Женщина, которую я знаю. Она… неукротимое существо.

— Дай адресок, брат. Мне нужно встретиться с ней хотя бы раз, прежде чем я умру.

— Не надо, друг мой. Она хуже всякой зависимости. А у тебя жена, дети… не заводи привычку, которая тебе не по карману. Есть более простые способы покончить с собой.

— Ха-ха, да кому ж охота помирать? Я женат шестнадцать лет, брат, и время от времени хожу на сторону, я наделал кучу детей, я знаю, что такое родильные отделения, сезонные распродажи Чойтро[31], родня жены, джамайшошти

[32]. Оно того не стоит. Это долгий путь — ждать, пока смерть придет и заберет тебя. Нет, говорю я. К черту это дерьмо. Трахай женщину, рядом с которой чувствуешь себя живым.

Верно, подумал Тилу, мысленно представляя себе Лали — ее бедра, расставленные под точно выверенным углом; обнаженную смуглую спину, проступающую сквозь распахнутую блузку под скользящим сари; длинные темные волосы, ниспадающие набок, словно завеса ночной магии; рисунок на длинной белой палочке сигареты. Тилу закрыл глаза, чтобы удержать этот образ, выжечь его в темном пространстве.

— Она ушла. Ее больше нет там, где она была раньше.

Глава 16

Лали улучила момент, когда на нее никто не смотрел, и поправила платье. Соня стояла у окна, прислонившись к стене и обхватив себя руками. Она насвистывала что-то смутно знакомое. Лали вспомнилась колыбельная — мелодия из другого времени и другой жизни. Слышать ее здесь, в этой холодной пустой комнате, казалось неправильным. Она почувствовала прилив жара. Рэмбо вертел в руках большую фотокамеру. Вероятно, не знал, как пользоваться этой штуковиной, и Лали позволила себе ухмыльнуться. Соня выглядела отстраненной. Рэмбо что-то пробормотал себе под нос.

Лали не знала, чего ожидать, когда ее повели — Рэмбо впереди, Соня сзади — вверх по тусклой лестнице. Они подошли к двери, обозначенной табличкой с номером 212.

— Двести двенадцать, двести двенадцать, — шептала она себе под нос, пока не перехватила странный взгляд Сони.