Смерть за добрые дела

Диме сразу вспомнились Куксик и Ричи – очередные живые существа, за которых ему пришлось взять на себя ответственность. Можно было, конечно, поручить устройство их судьбы Митрофановой. Но допустить, чтобы она встречалась с Игорем, Полуянов не мог. Опасался: Морячок не удержится, выскажет сердечной подруге все, что думает про ее «миссию» и нечаянную смерть Марьяны. Поэтому пришлось самому тащиться с раннего утра на другой край Москвы. Гоняться за шипящими тварями по всей квартире. Распихивать животных, за неимением переноски, по двум спортивным сумкам. Слушать в машине двухголосый, оперный вой. Заверять непривычно растерянного Игоря, что на самом деле это милые, дружелюбные создания.

Когда перекинули питомцев в огромный джип, Полуянов мимоходом спросил:

– Новости есть?

Начальник службы охраны поморщился:

– Ты знаешь свою коллегу Ксюшу Кременскую?

Дима задумался. Вспомнил:

– Она у меня практиканткой была. Давно, года три назад. В штат не взяли. Где сейчас – не знаю.

– В «XXL», – с нескрываемым отвращением сказал Игорь. – Похоже, что-то пронюхала. Крутилась вчера в Дубках. Местных про клуб расспрашивала.

– Кто-то, видно, стуканул. Эта газетенка за информацию платит.

– Ты на нее повлиять не можешь? Чтобы не лезла не в свое дело. А то директор совсем в панике.

– Не любит наш брат, когда на него влиять пытаются, – вздохнул Дима. – Но пусть твой босс особо не переживает. Ксюша – так, только поголосить. Аналитика ей не по силам.

– Шеф готов заплатить, если «Спартак» нигде не всплывет.

– Этого гарантировать не могу, – покачал головой Дима. И посоветовал: – Валил бы ты лучше куда подальше. Вместе с котами.

Но Морячок отрезал:

– Я не крыса. С тонущего корабля не побегу.

Что оставалось? Лишь заверить, что лично он публиковать «клубничку» точно не станет. Не в его интересах.

Полуянову самому казалось: подмешали Асташиной яд не в «Спартаке». А если так – клуб тогда вообще незачем впутывать. К тому же свингерское заведение – пусть и косвенно – на репутацию их семьи тень бросает.

…Прежде чем отправляться к Шмелеву, Дима собрал установочные.

Евгений Петрович окончил химико-технологический. Пока существовал СССР, работал в НИИ. Начиная с середины девяностых пытался приспособиться к новым условиям. Но все его собственные бизнесы – от кооператива, открытого в девяносто шестом, до ООО в две тысячи седьмом – стабильно прогорали.

Семью содержала жена, она трудилась бухгалтером в нефтянке. А когда в две тысячи двенадцатом супруга скончалась, Евгений Петрович прекратил попытки разбогатеть и стал репетитором. Преподавал точные науки. Отзывы – Дима посмотрел – еле тянули на четверочку. Родители школьников жаловались: не может детей мотивировать. Студенты упрекали в том, что объясняет слишком сложно.

Евгений Петрович на «единички» реагировал едко. Отвечал, что «ученик должен сам захотеть усвоить материал и хотя бы минимально напрячь мозги».

Эталоном для него, вероятно, была дочка. Она же его поддерживала. На всех ресурсах, где оценивали преподавателей, обязательно имелся отзыв от Алены Ш. с гневной отповедью критикам.

Когда год назад девушка погибла, жизнь ее отца покатилась под откос.

Евгений Петрович пытался судиться с шоу «Три шага до миллиона» и лично Ангелиной Асташиной – оба иска остались без удовлетворения.

Пил – имелись два привода за хулиганство в нетрезвом состоянии и ехидный репортаж о «пьяных подвигах ученого» в районной газете «Тишинка».

Пробовал мстить Асташиной лично – итогом стало уже ее заявление о «преследовании и попытке незаконного проникновения в жилище». Шмелеву пришлось административный штраф заплатить.

Отчаявшийся отец запросто мог решиться на радикальный шаг – на убийство.

Но точно так же его могли и подставить. Идеальная фигура: одинокий, пьющий. Всем, кто желает слушать, готов рассказывать, какая Асташина гадина.

«В глаза ему посмотреть. Попробовать понять: он или нет?»

Дверь распахнулась, едва успел надавить на кнопку звонка. Следи Шмелев за собой, его можно было бы назвать идеальным мужчиной. Породистое лицо, хорошая фигура. Но сейчас он выглядел даже хуже, чем на фотографии в пьяном виде из районной газеты. Небритый, всклокоченный. Глаза с набрякшими веками, красные. Ощутимый запах спиртного. В коридоре бардак, мусор, грязная обувь свалена в гору.

Увидел Диму – и на лице почему-то сразу облегчение. Сказал, не спрашивая, утверждая:

– Ты не из ментовки.

– Нет. Я журналист.

Оживился:

– Откуда?

– Дмитрий Полуянов. «Молодежные вести».

– Ого! Тот самый? Зачем пришел?

– Хочу с вами про шоу «Три шага до миллиона» поговорить.

– Что ж ты так поздно? – протянул безнадежно. Но пригласил: – Проходи.

Провел в гостиную. Комната выглядела странно. В одном углу вопиющий бардак. Диван с комком серо-грязного постельного белья. Сверху одежда, печеньки, шкурки апельсиновые. Рядом телефон с разбитым стеклом, пустая водочная бутылка, граненый стакан на боку. А точно напротив – идеально чистая и несомненно девчачья территория. Аккуратно застланная постель. На тумбочке настольная лампа и плюшевый медвежонок. Подле кровати ровно, по линеечке, пушистые тапочки.