Смертельное шоу

Обломанная ветка малины в дальнем углу огорода приманила санькин взгляд.

-- А того, кто бросал, не поймали? -- на всякий случай спросил Андрей.

-- А как ты думаешь?

-- Понятно.

-- Постой здесь, -- попросив барабанщика, двинулся вдоль кустов малины Санька.

Шипы больно, по-кошачьи царапали кожу на руках, но он упрямо шел, не замечая злого малинника. И шипы перестали драться. Упрямство часто побеждает.

Почерневшая от ночного полива земля вокруг помидорных кустов длинными языками тянулась и к малиннику. Переступая грязные полосы, Санька с трудом добрался до угла огорода и уже хотел шагнуть по пояс в малинник, но кроссовка повисла в воздухе. Точно перед нею в размякшей земле виднелся отпечаток куска подошвы. Судя по обилию геометрических фигур -- кроссовки. Со следующим шагом той же ногой чужак не попал в грязь. Пыль плотно впечаталась в его влажную подошву, оставив уже еле уловимый отпечаток.

Двинувшись по направлению шагов, Санька выбрел к курятнику, обогнул его, пересек двор и с радостью обнаружил под окном комнатки еле заметное черное пятнышко.

-- В каком часу вы поливали помидоры? -- обернулся Санька к тетке, сидящей с окаменевшей спиной все на той же скамейке.

-- С двенадцати до часу, значится... Только вы не говорите никому.

-- А что будет? В ссылку отправят?

-- Ну это... Штрафануть же могут. За чужую воду.

-- Глупости все это. Нет сейчас такого закона.

-- Да конечно!.. Колонка ж от железнодорожной станции. Они за воду платют, а не мы. Если прознают...

-- А думаете, не знают?

Хозяйка проглотила вопрос, не в силах его переварить. Еще со времен Хрущева, когда железнодорожники поставили эту колонку для своих сотрудников, живших на улице, все приноровились поливать огороды по ночам. Ну, во-первых, потому, что днем нельзя -- листья тех же помидоров погорят, а, во-вторых, ночной полив был своего рода воровством, а воровство чаще всего утаивается.

-- Легли вы, значит, в час ночи? -- не унимался Санька.

-- Во втором часу.

-- И ничего подозрительного не видели и не слышали?

-- Так я уж говорила, что ничего. Токо это...

-- Что? -- напрягся Санька.

-- Где-то под утро куры заметушились. Темень еще была. Я еще подумала, петух кукареть подсобрался да передумал. А минут через десять он и вправду заорал. Первую зарю, значит.

-- Ну что? -- вернулся к дому Андрей. -- Нашел чего-нибудь?

-- Нашел -- едва ушел, -- мрачно пошутил Виталий.

Он сидел на другой скамье, у окна, обняв за плечи поникшего Игорька, у которого на коленях лежала изувеченная гитара. Глядя на них, можно было заплакать. Гитара лежала, как зарезанный ребенок.

-- Все, мышьяковцы, не поминайте лихом! -- вырос на пороге дома Эразм.

С черным гитарным футляром за спиной он смахивал на охотника, собравшегося на сафари в Кению. Наверное, потому, что часть футляра, внутри которого находился гриф, смотрелась ружейным чехлом, а на вязанной шапочке был типично африканский узор. Черные кругляшки очков тоже навевали что-то жаркое, экваториальное. Ничего, кроме футляра, у него не было. Каким приехал, таким и уезжал.

-- Это не по-честному, -- зло сказал Андрей. -- Ты обещал мне, что выручишь группу.

-- Я -- профессионал. И пашу за деньги. А если каждый день сплошные убытки, да еще и чуть не сделали наркоманом, то ничего, кроме "Гуд бай", я вам сказать не могу.

-- Аппаратура есть в доме культуры, -- вяло посопротивлялся Андрей.

-- У них нет "Гибсона". Да и не в "Гибсоне" дело. Я лучше в Питер поеду. Меня в один кабак звали играть. Там тоже бандитов хватает, но они хоть не такое зверье, как местные...

-- Может, все-таки останешься, -- почти умоляя, бросил ему в спину Андрей.

-- До новых встреч в эфире, -- не оборачиваясь, ответил Эразм и с замаха, одним ударом ноги распахнул калитку.

-- Ой! -- вскрикнул кто-то за нею женским голоском.

-- Бонжур, мадам! -- зло поздоровался с обладательницей голоска Эразм. -- Желаю вам счастливо дожить до старости в славном тауне Перевальном!

Когда черная майка со все такими же торчащими лопатками-крыльями уплыла вправо, в проулок, Санька увидел покрасневшую Нину. Ее появление вряд ли могло означать что-то хорошее, но плохого уже было так много за эти дни, что он, не став ничего предугадывать, пошел к ней навстречу.

-- Здравствуй, Ниночка! -- протянул он руку.

-- Чего он у вас такой? -- не смывая красноту с лица, поинтересовалась она.

Ее "прикид" был стандартно суров и аскетичен: серая юбка, серый пиджак, черные туфли на немодном каблуке и черная, без малейшей металлической заклепки-украшения, сумочка на левом плече.

-- Это наши дела, -- ушел от ответа Санька.

-- Здравствуйте, -- со всеми сразу поздоровалась Нина и ощутила, как кисло и противно стало во рту.

Ей вроде бы ответили, но как-то вяло. Андрей уже хотел закатить скандал. Все-таки Нина была не только членом оргкомитета конкурса, но и жительницей Перевального, а, значит, как бы вдвойне считалась виноватой во всех их бедах и особенно в той, что стряслась с аппаратурой.

-- Тебя можно на минуту? -- тихо спросила она Саньку.

-- Конечно.

-- Тогда это... Ну, на улицу выйдем...

-- Так мы и так вроде на улице.