Смертельный рейс

– А затем, что ваш Макар дурак и садист! – Сосновский оттолкнул от себя спутника и принялся стягивать сапог, чтобы вылить из него воду. – Нам еще только возни на границе на хватало. Что за нелепость? Тут каждая секунда на счету, а он… Вы думаете, пограничников было только двое. Да если бы я все это не прекратил, мы бы сейчас валялись связанные в кузове машины, и нас бы везли в пограничный отряд на допрос. А еще труп пограничника везли бы, убитого вашим дураком Макаром. Вы уверены, что озлобленные смертью товарища пограничники довезли бы нас до места? Я не уверен. Пристрелили бы как при попытке к бегству. А если нет, все равно нас ждал бы смертный приговор. А так с минимальным шумом мы смогли перейти границу.

Выливая воду из сапога, Сосновский говорил и говорил, понимая, что его доводы слабые и малоубедительные. Но главное сейчас не логика, а твердость в голосе, властные интонации. Андрон должен их уловить и внутренне сдаться, признать Сосновского своим старшим товарищем, тем человеком, который возьмет его за руку и поведет. Этому Андрону нужен сильный поводырь, таким и надо для него стать.

«А еще, опознав труп Казанкова, Шелестов будет знать, что я пересек границу благополучно. И это очень важно для операции внедрения».

– Так что везение снова на моей стороне, – перемотав портянки и натянув сапоги, заявил Михаил. – Со мной вы не пропадете. Но и мне нужна ваша помощь в Харбине. Вы поможете мне через ваших в Китае выйти на западное руководство вашего Союза. Мы с вами еще такие дела будем делать! Вся Россия нас благодарить станет! Так-то, Андрон!

«Он не разведчик, – думал Сосновский. – Ему не понять, что мой мифический “Патриотический Союз” вполне спокойно мог давным-давно самостоятельно выйти на руководство РОВСа в Париже. Союз работает открыто, открыто декларирует свои ценности, цели и методы. Но Андрон – рядовой боец. Кто он? Бывший гимназист, примкнувший к белому движению? Получивший ничего не значащее офицерское звание от одного из самозваных правителей Белой России? Какой-нибудь новоиспеченный прапорщик или подпоручик? Надо будет по дороге в Харбин расспросить его об этом».

– Ну что, поможете мне? – Сосновский протянул Перегудову руку.

Андрон глубоко вздохнул и, немного помедлив, пожал руку Михаила. Кажется, он с трудом поверил в свое удачное спасение. А ведь провал был совсем близок.

Глава восьмая

– Максим Андреевич! – Бас начальника Особого отдела дивизии прозвучал настолько тревожно, что у Шелестова похолодело внутри. – Максим Андреевич, неприятность у нас, кажется. Хотя теперь уже ясно, что ждать нечего.

– Черт, да говорите же вы! – не выдержал Шелестов.

– Пропал самолет с дипломатической почтой. Груз получили на нашей территории, сопровождал его сотрудник посольства. Два часа назад начались помехи, потом связь прервалась. На трассе шторм. Горючее в самолете кончилось час назад. Надежды никакой.

– Чья почта, какого посольства?

– Нашего в Японии.

– Так, дождались… – со стоном протянул Шелестов. – Я сейчас буду у вас.

Сосновский был уже далеко, наверное, у самой границы. Буторин снова в тайге. Появились новые сведения о месте нахождения диверсантов. Охотники опять видели следы. Коган улетел в Нерюнгри, где сейчас находился старый знакомый Мулымова, проработавший с ним на биологическом стационаре несколько лет. Хотелось бы, чтобы вся группа была под рукой, ведь дипломатическая почта – вещь серьезная. Там переписка посла с Комиссариатом иностранных дел, там указания и рекомендации, там отчеты и доклады, там аналитика по многим вопросам. К непредсказуемым последствиям может привести захват дипломатической переписки с посольством Японии, когда отношения висят буквально на волоске, когда союзник фашистской Германии милитаристская Япония того и гляди вступит в войну с Советским Союзом, когда еще не остыли горячие вопросы Халхин-Гола и Ханки.

Шелестов буквально ворвался в кабинет Гончаренко и, вытирая пот со лба, спешно потребовал:

– Давай подробности и последние новости!

– Исчезновению из эфира предшествовали грозовые помехи. – Гончаренко встал и подошел с карандашом к карте на стене. – Самолет шел четко по маякам, сигналы были устойчивые. Нарушения связи появились вот здесь, над отрогами Ялыана. Грозового фронта на этом участке трассы не ожидали. Прогноз был в целом благоприятный. Но в горах часто меняются воздушные потоки, в основном из-за низкой облачности. Приходится вести машины на высоте до пяти тысяч метров. Без кислородных аппаратов.

– Это я знаю, – кивнул Максим. – Дальше!

– Связь оборвалась примерно вот в этой точке, при условии, что самолет не менял курса и что его не сносило вихревыми потоками. Если предположить, что связь потеряна именно в момент крушения, то поиски надо начинать с западных склонов Ялыана. Если самолет просто сбился с курса и летел до последней капли горючего, то упал или попытался выполнить аварийную посадку он где-то километрах в шестидесяти от нас. Но разброс, сам понимаешь, может быть километров на сорок севернее или южнее. Вот такая неутешительная картина.