Смертный бессмертный

Утро застало влюбленных, столь чудесным образом нашедших друг друга, на волнах умиротворенного моря: при попутном ветре отплыли они в город Л***, а после – в поместье сэра Питера, откуда Розина три месяца назад бежала в таком ужасе и отчаянии. Солнечный свет рассеял тени и открыл прекрасный облик девы-невидимки. Страдание и скорбь оставили на нем свою печать, но все та же милая улыбка играла на губах, и голубые глаза сияли все тем же нежным светом. Вернон показал ей туфельку и объяснил, что побудило его раскрыть тайну хранительницы маяка; даже сейчас он не осмеливался спросить, как сумела она выжить в этих безлюдных местах, зачем пряталась от людских глаз, почему не нашла его, не бросилась к нему за помощью – ведь под его защитой ей нечего бояться, и любовь оградила бы ее от любых опасностей! Но, едва он заговорил, Розина отпрянула, смертельная бледность выступила на ее щеках, и прерывающимся голосом она прошептала: «Проклятие твоего отца… те ужасные угрозы!..» Так выяснилось, что гнев сэра Питера и жестокость миссис Бейнбридж наполнили Розину безумным, непобедимым ужасом. Она бежала из дома, охваченная страхом – не раздумывая, не строя планов, почти без гроша в кармане; опомнившись, она поняла, что теперь все пути для нее закрыты. В целом мире кроме Генри у нее не было друзей. Куда идти? Найти любимого значило и его, и себя ввергнуть в пучину несчастия, ибо сэр Питер заявил, подтвердив свою речь божбой и проклятиями, что скорее согласится увидеть их обоих в гробах, чем мужем и женой. Несколько дней несчастная блуждала по округе, днем пряталась и выходила только по ночам. Наконец она набрела на заброшенную башню и здесь нашла приют. Как она тут выжила, Розина и сама толком не могла рассказать: днем она бродила по лесам или спала в подвале башни – укрытии, никому не известном и никем не обнаруженном, по ночам же сидела у окна при свете горящих сосновых шишек. Ночь стала для нее любимейшим временем: ей казалось, что вместе с темнотой приходит безопасность. Она не знала, что сэр Питер покинул свое поместье, и страшилась, вдруг он откроет ее убежище. Единственная надежда ее была на Генри: он вернется, он не успокоится, пока ее не отыщет! Она призналась, что приближение зимы ее страшило: она слабела, худела и боялась умереть, не дождавшись своего возлюбленного.

Несмотря на все его заботы, за возвращением Розины к безопасности и удобствам цивилизованной жизни последовала болезнь: много месяцев прошло, прежде чем на щеках ее расцвел румянец, к рукам и ногам вернулась прежняя округлость, и она снова начала походить на свой портрет, написанный в дни блаженства, до всех печалей и тревог. Копия с этого портрета украсила башню, где страдала Розина и где, несколько лет спустя, я нашел приют. Сэр Питер, счастливый избавлением от мук совести и возвращением приемной дочери, забыл все свои возражения и с величайшей охотой благословил ее на брак с сыном; миссис Бейнбридж в их доме более не появлялась. Но каждый год они проводят несколько месяцев в своем валлийском имении, где бедная Розина после жестоких гонений вновь обрела жизнь и счастье. Генри позаботился обустроить и обставить башню так, как я описал; часто приходит он сюда со своей «невидимкой», дабы на самом месте действия обновить воспоминания о происшествиях, которые среди ночных теней, в забытых миром развалинах привели их в объятия друг друга.

Брат и сестра

Итальянская повесть

Известно, что ненависть между двумя семьями или борьба партий, в средневековых итальянских городах часто приводившая к кровопролитию и столь живо описанная Шекспиром в «Ромео и Джульетте», не ограничивалась лишь веронскими семьями Монтекки и Капулетти: история подобной вражды отыщется чуть ли не в каждом городе этого прекрасного полуострова. Жертвами ее становились даже самые знатные и славные; то и дело можно было видеть изгнанников: семьи, еще вчера утопавшие в роскоши и наслаждавшиеся всеми радостями жизни в родном доме, а ныне лишенные всего, что имели, выходили из ворот города и медленно, скорбной поступью двигались к какому-нибудь близлежащему убежищу, где им предстояло начать новую жизнь, в бедности и зависимости – и до конца дней мыкать горе, если только счастливый случай не помогал им поменяться местами со своими противниками, сделав страдальцами вчерашних тиранов. В стране, где каждый город являл собою независимое государство, сменить один на другой означало покинуть родные края и отправиться в чужие земли – или и того хуже: ибо каждый город питал к своему соседу презрение или ненависть, и часто случалось, что скорбному изгнаннику предстояло отныне влачить существование среди людей, которых он прежде оскорблял или унижал. Молодые и смелые могли поступить на иностранную службу. Но это означало покинуть милую Италию, навеки порвать связь и с семьей, и с родиной! А это несчастье для итальянцев всегда особенно нестерпимо. Родные стены, жилища предков, знакомые картины своей юности они любят с жаром под стать итальянскому климату.