Проснулся утром, меня пригревало солнышко. От слабости я еле мог пошевелиться, но жар спал. Фома озабоченно смотрел на меня, осунувшийся, заросший, с темными кругами под глазами. Увидев, что я в полном сознании, он широко улыбнулся. Одну руку он держал под полою куртки.
- Ну как, малость полегче? - спросил он.- Пить хочешь? Или сначала поешь?
- Воды дай...
Фома отвернулся, якобы ища что-то, и через секунду протянул мне кружку с водой. Я понял, что он растаивал лед в кружке у себя на груди. А бушлат подстелил под меня. Какой, должно быть, долгой и мучительной показалась ему эта ночь. Он и сам мог простудиться, очень просто.
У меня перехватило горло. Я сжал его руку.
- Ерунда! - сказал Фома, поняв мое смущение.- Что же ты, больной, будешь лед, что ли, сосать? Подумаешь, подвиг. Попей и съешь чего-нибудь. Я уже завтракал...
Я болел еще дня два - все больше спал по совету Фомы (он считал, что сном всякая болезнь проходит).
И каждый раз Фома ел именно тогда, когда я спал. Наконец я совсем очухался и понял, что доедаю остатки посылки, а Фома давно голодает. Недаром у него щеки втянулись. Я еще не успел ничего сказать, как Фома стал меня останавливать.
- Ладно уж, хватит об этом!
- А рыбу ты разве не ловил? - спросил я, чуть не плача от жалости.
- А где ее варить? - удивился Фома.
- Будем есть сырьем.
Фома сделал гримасу, но спорить не стал, а полез в мешок искать из чего сделать удочки.
Шатаясь от слабости, я встал на "ноги. Как была мала льдина! Только для нас двоих. И вдруг я увидел в голубой дымке берег. Я не верил своим глазам. Может, это мираж? Фома не обращал на него никакого внимания. Неужто мне мерещится?
- Что там? - нерешительно показал я на восток. Фома понял меня.
- Разве ты не видел? - удивился он.- Третий день дрейфуем вдоль берегов, а что толку?
Скоро Фома сделал рыболовные снасти. Отрезав перочинным ножом кусочек сетей, живо наделал несколько лесок, которые прикрепил к верёвке. На крючки пошли булавки, заколки значков, даже моего комсомольского значка не пощадил. В качестве приманки он, вздыхая, насадил остатки сала, которые сберег для меня. Сделал на веревке петлю и свободно держал ее в руке. Ловля была удачной. Скоро Фома бросил в мешок несколько судаков и сазана. Я вскрыл их и, выбросив в море икру и молоки, тщательно промыл рыбу в морской воде.
Мы взглянули друг на друга. Не хотелось есть сырую, но от голода сводило желудок, дрожали колени.
- Хоть бы соль была! - вздохнул Фома.
Вскрикнув, я ринулся к своему рюкзаку и, порывшись, подал Фоме хрустальную солонку с медной крышечкой. Эту солонку я сам купил в Астрахани, уж очень мне она понравилась.
Поев, я решил измерить глубину. Глубина оказалась ровно пять метров, но сквозь прозрачную толщу воды прекрасно было видно дно.
Лежа на краю льдины, мы теперь часами наблюдали пробегавший под нами подводный ландшафт - полосатые раковины на чистом крупном песке, темные пятна морской травы, в которой паслись бычки и пуголовки.
С каждым днем теплело, так что в полдень на солнце можно было свободно сидеть в одной рубашке, что мне Фома категорически запрещал. В телогрейке было жарко. Я сильно потел.
Море сияло, отражая блистающее небо. Солнце грело, как в сентябре, и льдина все уменьшалась. Однажды Фома с мрачным видом разостлал по льду оба одеяла, мешок, бушлаты, все, что у нас было, а сверху прикрыл белыми простынями. Он очень жалел, что не догадался сделать этого раньше.
И ни одного самолета, ни одной реюшки или парохода - куда нас занесло?
- Если спасемся,- сказал Фома,- я не буду больше отваживать от Лизы парней. Пусть она свободно выбирает, кого хочет... Человек должен быть свободным во всем... Экий я был дурак!
Я промолчал, а Фома продолжал в том же минорном тоне:
- Если спасемся, придется приналечь на занятия, как бы на второй год не остаться. Теперь уже у батьки лежит целая стопа лекций из мореходного училища. Отец, поди, места себе теперь не находит. Один я ведь у него. Жена бросила. Мало я ему уделял внимания, своему старику. Уйду на весь вечер, а ему, поди, скучно одному.
Я подумал о своем отце, о Лизе, и у меня, что называется, сердце перевернулось. Две недели в относе... Наверное, думают все, что мы потонули давно или льдом под бугор завалило. Ищут ли нас или уже бросили?
Прошли еще сутки, и мы стали ждать смерти. Льдина качалась на волнах, как скорлупка, ее заливало водой, каждую минуту могло смыть вещи или одного из нас. Если же не смоет, все равно льдина вот-вот растает.