Дженни не любила бояться. Все равно как снова чувствовать себя ребенком, который боится темноты, и скрипа ступенек, и теней в саду ее матери на Конферри-роуд, которые приближались день за днем. В детстве Кэрол рассказывала ей истории о вампирах и оборотнях и сказки о сморщенном существе под кроватью, которые сочиняла сама. Дженни думала, что в том доме можно было много чего бояться.
Неудивительно, что Кэрол ушла, как только смогла. Обрубила связь. Младшая, Дженни, задержалась подольше.
Ханна принесла мороженое.
— Извини, — сказала она. — Оно растаяло.
Зеленые вафельные рожки были влажными. Внуки съели серединку, а остальное бросили на песок. Дженни почувствовала, что у нее обгорели плечи.
— Ты же не думаешь об этом опять? — спросила Ханна.
— Нет.
— Ты параноик.
— Ну и что, если так?
Дженни посмотрела на маяк, затянутый дымкой, какая бывает на море после плохой погоды. Чем дольше она вглядывалась в туман, тем отчетливее виднелась башня. Ее всегда удивляло, как то и другое может быть частью одного и того же мира. Дети на пляже, беззаботные, лижущие мороженое. И это место.
— Ты думаешь, этот человек шпионит за тобой.
— Нет, не думаю.
Дженни передвинулась под зонтик. Мимо прошла пара, мужчина держал руку на пояснице женщины. Билл тоже когда-то так же ходил с ней. По крайней мере, в начале, когда он еще хотел быть рядом.
— Мама, тебе надо перестать прятаться за занавесками. Это нездорово. И включай дома свет, мне надоело каждый раз приходить домой, как в мавзолей.
— Так не приходи.
Ханна с минуту помолчала, потом сказала:
— О чем ты тревожишься? Он напишет только то, что ты ему расскажешь.
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю. Я тебя спрашиваю.
Дженни выкопала пальцем ямку в песке. В глубине он был прохладнее.
— Не разговаривай с ним.
— Я не могу.
— Почему?
— Раз она с ним говорит, — ответила Дженни, — я тоже буду.
Она всеми способами избегала произносить имя Хелен. Ей была ненавистна даже мысль об этом имени, об этой женщине, о том, что она вообще существует.
— Бога ради.
Ханна вскочила и убежала туда, где Николас упал в песочницу другого ребенка. Иногда Дженни жалела, что рассказала Ханне о романе Билла, когда та была еще подростком. Разумнее было бы держать все при себе, чтобы у дочери остались хорошие, неиспорченные воспоминания об отце, любящем и заботливом. Но Дженни не смогла сдержаться. Она не могла поделиться с кем-то еще. Внешне они с Биллом казались идеальной парой, предметом зависти для друзей. После его ухода она не могла разрушить это впечатление. Трагедия на трагедии.
Ханна вернулась с вопящим ребенком. Рот Дженни наполнился горечью. Она подумала, что чувствовал на вкус Билл, когда ел те шоколадные конфеты.
— Кому какое дело? — сказала Ханна, садясь рядом. Она прикрыла глаза от солнца. — Ты тот человек, который его знал, мама.
Ханна накрыла ладонью ее руку, и Дженни запереживала, что вот-вот заплачет. Если Ханна узнает, у нее никого не останется. Она просто хотела преподать Биллу урок. Напомнить, что он должен хранить ей верность. Капелька белизны — «в случае попадания в желудок возможна легкая рвота», — замаскированная мыльным запахом фиалки.
Это была ее вина. Годами она не стремилась построить отношения с кем-то еще, только пряталась от всех, питаясь разогретыми в микроволновке готовыми обедами и пересматривая одни и те же боевики. Она любила Джулию и Марка, но Ханна была особенной: чем старше она становилась, тем дружнее они становились. Ханна верила, что ее мать — невинная жертва. Дженни не могла допустить, чтобы она узнала, что оба родителя подвели ее.
А теперь этот человек, Шарп, будет давить и давить, пока она не сдастся. Или, может, он уже знает. Может, Хелен знает; может быть, Артур отправил ей письмо с башни. Хуже всего — объясняться с Ханной. Она не вынесет этого.
— Вы были женаты четырнадцать лет, — сказала Ханна. — Трое детей, мама. Сколько его знала Хелен? Пять минут? Она может сказать что угодно. Если ты мучаешься от того, что ворошишь прошлое, прекрати. Я говорю о темных силуэтах, подстерегающих тебя в машине около дома. Перестань уже.
Ханна права. Только Дженни позавчера вечером снова это почувствовала, она правда почувствовала, что на дороге кто-то есть. И, всматриваясь сквозь занавеску, она была почти уверена, что видит машину с работающим двигателем. И в ней кто-то долго сидел и наблюдал за ней. Никто не подошел к машине и никто не вышел из нее. Вскоре она уехала.
Дженни встала и стряхнула песок с полотенца. Ветер снова швырнул в нее песком. Она хотела домой, но тогда дети пойдут с ней, и ей придется включать духовку, чистить картошку, и в лучшем случае она пропустит только «Соседей». Она помогла упаковать сумки, собрать детей, отряхнуть их ноги — и все это время ей в спину смотрела «Дева», ее внушающая ужас спутница.
Чужак открывал двери, которые она стремилась оставить закрытыми. Двери, которые она годами запирала, потому что за ними было место, куда она не могла ступить.
Она уже потеряла мужа. Но она не потеряет дочь.
19. Дженни