После ссылки господина, спасаясь от царского гнева, юноша удалился из столицы и постригся в монахи с именем Григорий в одном из провинциальных монастырей. Однако беспокойная натура инока Григория не дала ему надолго задержаться в провинции, где он принял постриг. Он поменял несколько обителей и вскоре оказался в московском Чудовом монастыре, а оттуда, за хороший почерк, был взят патриархом Иовом в штат переписчиков книг и вскоре стал одним из приближенных патриарха. Находясь на службе у Романовых и вращаясь в кругу патриарших придворных, Григорий Отрепьев хорошо изучил обстановку и правы двора. Многое узнал он и о трагической гибели царевича Дмитрия в Угличе. Еще в Чудовом монастыре Отрепьев решился на отчаянную попытку выдать себя за царевича. Юный инок не раз говорил своим товарищам: «Царь буду на Москве», — «они же ему плеваху и на смех претворяху».
Имея смелый план и приобретя необходимый опыт, Отрепьев в 1602 г. бежит в Литву, где после нескольких неудачных попыток открыть «тайну» своего «царственного» происхождения и «чудесного» спасения находит признание и поддержку у князя Адама Вишневецкого. Успех самозванца был вызван интересом к нему со стороны некоторых литовских и польских магнатов (вельмож), извечных противников России, стремившихся к войне с ней в надежде на территориальные приобретения и военную добычу. Сам Лжедмитрий, стараясь заручиться их поддержкой, не скупился на посулы — он обещал выделить часть русских земель королю Сигизмунду III и польскому магнату Юрию Мнишеку, у которого он просил руки его дочери.
Следует, однако, заметить, что, заняв престол, Лжедмитрий I не торопился исполнять эти обещания. Тайно приняв католичество (24 апреля 1604 г.), самозванец сделал еще один важный шаг к достижению своей цели[16]
. Лжедмитрий I обещал за год распространить в Московии католическую веру, чем обеспечил себе деятельную поддержку папского нунция (представителя) в Польше Клавдия Рангони и иезуитов[17]. Тайную аудиенцию самозванцу дал и король Сигизмунд III, несмотря на то, что многие видные государственные деятели Полыни и Литвы были против поддержки «московита». Особенно едко высмеивал самозванческую авантюру канцлер Ян Замойский, сподвижник короля Стефана Батория во время Ливонской войны. «Господи, помилуй, не рассказывает ли нам этот господарчик комедию Плавта или Тернеция?! Значит, вместо него зарезали другого ребенка, убили младенца не глядя, лишь для того, чтобы убить? Так почему же не заменили этой жертвы каким-нибудь козлом или бараном?» Скептицизм вельмож был вполне оправдан. Если для России сама идея самозванчества еще была нова, то XVI и начало XVII столетий дали Европе немало примеров ложных претендентов — валашские (молдавские) господарчики, которых поддерживали запорожские казаки, ложный португальский королевич Себастьян (с ним чаще всего сравнивали Лжедмитрия) и другие.Годунов, до которого в конце концов дошли тревожные слухи, пытался противостоять самозванческой интриге. После специально предпринятого расследования было установлено истинное имя самозванца. В Речь Посполитую были отправлены посланники (в том числе и родной дядя Отрепьева — Никита Елизарьевич Смирной), которые требовали выдачи самозванца. Помимо наглого присвоения царского имени Отрепьев был виновен в том, что самовольно снял с себя монашеское платье, нарушив обеты, дававшиеся при пострижении. Таких людей на Руси называли «расстригами» («ростригами») и презирали. Но, несмотря на все дипломатические усилия Бориса Годунова, поляки не собирались выдавать Лжедмитрия русским властям. Царского посланника стрелецкого голову Постника Григорьевича Огарева поляки изолировали от сношений с внешним миром и откладывали его выступление перед сеймом до тех пор, пока оно не потеряло свой смысл — Огарев выступил с обличением «расстриги» в феврале 1604 г., не зная о вступлении Лжедмитрия I на территорию России.
При тайном покровительстве короля самозванец довольно скоро собрал в Самборе армию в три тысячи человек из польской шляхты (дворянства), русских эмигрантов, донских и запорожских казаков.
13 октября 1604 г. небольшое войско самозванца перешло границу и вторглось в пределы России. Появление «царя Дмитрия», обещавшего народу «жаловати и в чести держати… и в покос, и во благоденственном житии», вызвало на охваченных недовольством и брожением землях эффект искры, попавшей в пороховой погреб. Приграничные города сдавались один за другим — народ хватал воевод и передавал их Лжедмитрию. Часть воевод сами переходили на сторону самозванца, признавая в нем «царевича». Ключевым событием начала войны стала сдача Чернигова, одной из главных крепостей Северской Украйны. Черниговские воеводы князь Иван Татев и князь Петр Шаховской целовали крест «царевичу», а голова Никифор Воронцов-Вельяминов предпочел верность присяге и был убит. Вопреки имеющемуся представлению, он не происходил из другого рода Вельяминовых, чем родичи Годунова.