Сначала исчезли пчёлы…

— Не смотри! — командует Лиза и прижимает лицо сына к своей груди.

Груди… Уже немолодой, но достаточно упругой… Почему в такой момент я думаю о таком? Возможно, это просто страх. Мозг сам замешает одно чувство другим, чтобы я не сошёл с ума. Похоть гораздо лучше страха. Пусть будет похоть…

Однако, страх вскоре снова берёт верх. Видим как из под козырька, на котором мы все собрались, выбегает тот самый пёс, который одним своим «гавом» разнял двух претендующих на плоть бедняги Эдика дворняг. Большой, почти такой же, как и тот, что был предводителем стаи, до того как его дыхание оборвала автоматная очередь. Заметно, как в тусклых лучах пробивающегося сквозь тучи солнца, слегка поблёскивает кровь вокруг пасти, время от времени обнажающей зубы, будто зловеще ухмыляясь. Слышится глубокий, но не слишком громкий рык и на улицу высыпают другие псы, следуя на зов своего лидера.

— Мама! — всхлипывает Димитар и снова вжимается в мать, в то время как её саму начинает бить крупная дрожь.

Мне тоже хочется в кого-нибудь вжаться, закрыть глаза, забыть весь сегодняшний кошмар и открыть их уже лёжа в своей кровати, под звон будильника, развеивающего все мои ночные страхи. Невольно жмурюсь, поддавшись фантазиям. Но будильник не звенит, лишь чувствую, как на плечо ложится тяжёлая рука, такая родная и знакомая.

— Не бойся, — звучит голос отца над самым ухом. — Мы что-нибудь придумаем.

— А может у нас хватит патронов? — вопрошаю с надеждой.

— Если по одному на каждую псину — может быть. Если они, конечно, все выползли…

— Чёртовы твари! — снимает Серёга автомат с предохранителя. — В конце концов, или мы их, или они нас!

Он вдавливает приклад в плечо и делает одиночный выстрел. Одна из тварей припадает к земле, но уже через мгновение встаёт. Ещё два одиночных — псина уже не поднимается. Её обнюхивают два ближайших сородича и снова задирают свои морды, устремляя взгляды на нас. Точнее, на меня! Почему на меня? Ведь это не я?

— Не стреляй! — гаркает отец. — Видишь — они с места не двигаются!

— Почему они не убегают? — тихо подаёт голос Елена.

— Не знаю, — признаётся отец. — Я ничего не знаю…

Решаем подняться на крышу — там нас не сверлят кровожадные взоры бывших друзей человека. Медленно спускается вечер, потом ночь. Раньше мне казалось, что смотреть на звёзды — это прекрасно. Теперь у меня есть несколько часов в кромешной тьме под открытым небом, чтобы это переосмыслить.

Глава 20. Прямая дорога

Я ждал утра с нетерпением… дурак. Как оказалось, в ночи под открытым небом нет никакой романтики. По крайней мере, при определённых обстоятельствах. Воздух сырой, холодно, несмотря на то, что в календарные права лето уже вступило. Мы постарались компактно умаститься все вместе, чтобы хоть как-то греть друг друга. Вычислили, откуда дует ветер, и улеглись под сомнительной защитой низенького кирпичного отбойника крыши — под ним дуновения казались не такими ощутимыми. И всё же, уснуть не удавалось. В голову лезли мысли. О жизни, смерти, Эдике, Феде, судьба которого оставалась для нас доподлинно неизвестной. Каждый понимал, что, скорее всего, он давно мёртв, но, в то же время, тешил себя надеждой, что тот мог просто забраться от зверей на какое-нибудь дерево и не разделить судьбу своего племянника.

Около трёх часов ночи, когда я кое-как сумел задремать, но с неба начали срываться первые капли. Благо, дождь пошёл несильный — так, накрапывал. Однако, сон отбило напрочь. Вы никогда не пробовали спать в луже? Или, например, укрывшись мокрым одеялом? Я думаю, ощущения похожие. Когда одежда намокла, казалось, холод усилился многократно. Укрыться от дождя негде, согреться нечем — это была худшая ночь в моей жизни. А потому, мне так хотелось, чтобы вышло солнце, способное согреть остывшую за ночь землю, а вместе с ней и нас, продрогших до самых костей.

Перед самым рассветом я всё же провалился в тревожное забвение. Несколько раз просыпался, ошалело озирался, не различая где явь, а где сон, который был так реален, но, как только глаза открывались — тут же забывался, однако, я снова проваливался в него, чтобы продолжить начатое в мире грёз. Когда я услышал крик, то так же не смог отличить ночные грёзы от яви. Приоткрыл глаза и снова сомкнул их, решив, что снова испугался игр своего же подсознания. Когда крик повторился я, наконец, понял, что он вполне реален.

Встрепенулся, огляделся, увидел, как Лиза стоит у дальнего края крыши, в правом крыле здания. Не понимаю, что происходит. Вслед за мной просыпаются остальные. Окидываю взором нашу «кучку» — вроде все на месте. Кроме Лизы и…

— Нет! — слышу её надрывный крик и оцепенело наблюдаю, как она прыгает вниз.