Снег Энцелада

Порошковое пюре. Порошковое пюре — всегда разумный выбор, его расфасовывают из одной сычуаньской бочки, и какую бы ты ни купил фирму — вкус будет одинаковый. Добавить сливочного масла — и можно есть без непреодолимого отвращения. Пища будущего, в «Туманности Андромеды» все ели порошковое пюре или прессованное порошковое пюре, а Мвен Мас мог сжевать окаменевшее пюре.

Поехали в город, остановились на Любимова возле «Дианы». «Диана. Продукты и напитки».

— Может, сухарей еще взять? — спросил Роман. — Или халвы?

— Возьми варенец, — сказал я.

Роман отправился за едой, я остался в машине. В магазин не хотелось, войдешь и встретишь отчаявшуюся раблезианскую продавщицу, встретишь неприветливого хама-грузчика, найдешь увядшие шампиньоны, удручающие козинаки и печенье «Труд», и кошку в молочном отделе, именно поэтому в Геленджике я предпочитал доставку.

Вдалеке, там, где Любимова пересекалась Центральной, улицу переехал полицейский автомобиль. Заметил. Я не сомневался, что и полицейский меня заметил, и не сомневался, что это Федор. Других полицейских в Чагинске я не видел, возможно, Федор здесь единственный полисмен: и начальник, и постовой, и паспортный стол, и, если что, отстреляет бешеную лисицу. В конце восемнадцатого века на село Высокое напали бешеные волки, слава богу, мимо на своей знаменитой гнедой кобыле проезжал адмирал Чичагин, он курил голландскую морскую трубку, а поперек седла держал тяжелый швейцарский штуцер. Бешеный волк бросился на адмирала, Чичагин вскинул ружье и насквозь прострелил зверя вдоль позвоночника. Остальных волков Чичагин затоптал верной кобылой и заколол шпагой. Благодарные крестьяне подарили адмиралу двух самых жирных в селе гусей.

Забавно. Я немного взгрустнул об адмирале и в зеркало заднего вида отметил, как из соседнего переулка вырулил полицейский автомобиль. Федор. Я оказался прав.

Роман не появлялся. Возможно, в «Диане» служила не раблезианская женщина, а женщина лавкрафтианская, тогда у Романа мало шансов вернуться, подумал я, но это судьба.

Полицейский автомобиль приблизился и припарковался позади «восьмерки», из него показался Федор и быстро пересел ко мне.

— Привет, Витя.

Федор был настроен официально, от него пахло сырокопченой колбасой и псиной. Или кошкой.

— Витя, у меня к тебе… один вопрос.

Несмотря на приметы официальности, одет Федор был в серый спортивный костюм, покрытый мерзкой коричневой шерстью. Я представил, как Федор засыпает пьяный на диване, а кошки его жены собираются и резвятся на нем всю ночь. Под предводительством Котика Жо.

— Снаткина его не калечила, — ответил я.

— Кого опять?

— Пожарного.

— Какого пожарного, у нас больше нет никаких пожарных… — Федор замолчал. — А, понятно, Витя. Все шутишь, ха-ха, смешно…

Не исключено, что в «Диане» гнездилась тургеневская барышня, это гораздо опаснее лавкрафтианской.

— Какой вопрос-то?

— Срочный, Витя. Я как раз к вам ехал…

— И от Снаткиной выселяешь? — перебил я.

— Что? А, нет, живите сколько хотите, хоть заживитесь. Проблема в другом.

Федор посмотрел вверх. Тоже верит в Пилота.

— Что там? — спросил я.

Смотрел и смотрел в небо, щурился от солнца.

— Коршун повадился, — объяснил Федор. — Представляешь, у одной дуры задавил щенка дорогого, она заяву принесла. Я что, теперь за птицами присматривать должен? Как оно все задолбало, Витя… Я полковника хотел получить — и на пенсию, у меня квартира… А я тут сижу и пашу! А у меня пробки в горле хронические!

Федор повернулся ко мне, открыл рот и сделал движение кадыком, словно пытаясь показать эти пробки, к счастью, опомнился и сказал:

— Короче, Витя, надо похоронить Хазина.

Продолжать он не стал, видимо, предоставляя мне некоторое время на обдумывание известия. Но обдумывать это я не собирался, поскольку ожидал подобного, еще в морге возникли первые опасения. Хазин. Эта сволочь явно не собирался оставлять меня в покое, надо было все-таки связать ему ноги.

— Надо похоронить Хазина, — повторил Федор.

— Ты, Федя, я смотрю, пошутить не дурак. Но несмешно, если честно.

— Да какая к чертям шутка!

Федор неловко поерзал на сиденье. Испуган.

— Какая шутка?! Который день в морге маринуется, надо решать!

— Пусть и дальше маринуется, — сказал я. — Или у вас и там все переполнено?

Федор холуйским образом рассмеялся, открыл дверцу.

— Да нет, места пока есть. Однако… Такое впечатление, что он никому не сдался. На работу дозвониться не получается, семьи у него нет — тело никому не нужно. Я, конечно, могу его отправить по месту прописки, но дешевле закопать так.

В другой день я бы непременно посмеялся. Хоронить Хазина в Чагинске.

— Ну и закапывай. Я-то при чем?

Федор закивал, забарабанил пальцами по стеклу.

— Я не могу!

— Ну, пусть этот оформит… коммунхоз, правильно? Как бродягу, делов-то…

Я с надеждой смотрел на магазинное крыльцо. Роман не появлялся.

— Витя, ты что?! — заволновался Федор. — Какой бродяга?! Если узнают, что я его как бродягу…

Федор закурил, то ли закашлялся, то ли захихикал, подавился дымом и стал схаркивать слюну в открытую дверцу.

— Меня самого как бродягу закопают, — сказал Федор.

— Кто узнает?