Снег на глазах его

Чувствовалось, что Митька всё равно поражён. Он подышал мне в шею, а потом нежно коснулся моей кожи губами. И так это было тепло и солнечно на фоне прохлады поздней осени, что у меня по всему телу побежали мурашки. Я жадно прижался к Мите ещё сильнее, словно хотел слиться с ним в одно целое… Почему «словно»?! Я действительно хотел этого. И стал целовать моего Митьку. Целовать судорожно, словно птица, клюющая зёрнышки. В шею, в щёки, в губы, везде, где мог достать.

-Охренеть!

Словно гром среди ясного неба прозвучало это слово. Сказал его не Митька. И не я. Мы отпрянули друг от друга, как ошпаренные. Я обернулся и увидел пацана. Одного из тех, кто был с Кешкой. Его глаза ещё миг таращились на нас, а потом он бросился бежать, выдав напоследок:

-Бля! Пидары! Охренеть!

Бежать за ним и что-то объяснять было бесполезно. У меня внутри всё похолодело. Одного взгляда на Митьку хватило, чтобы забыть о себе. Моего любимого затрясло. Заколотило так, что подкосились ноги. Я, сам обмирая до холодного пота, судорожно обнял Матвея и съёжился. Митька выдавил из себя:

-Опять… Мы из-за этого и переехали.

Что он имел в виду, я с кристальной ясностью понял в понедельник. В школе.

Глава тринадцатая.

Рубикон.

(Сергей)

Тащить на себе груз или с легкостью нести ношу?

И лишь кровь из ног на мостовой дороге к лобной горе

скажет нам об истинной цене пути.

Исайя Шеккер

.

-Мама! Мамочка! Ну, за что?!

Колотило меня просто чудовищно. В каком-то тумане выгибался, что-то шептал, кричал, говорил. И гулкая пустота в сдавленной и раскалённой от напряжения голове. И руки испуганной мамы. Испуганной так, что даже сквозь истерику меня пронзила тоска и любовь к ней.

Зачем мы пошли в школу? Ну, зачем?! Ведь не дураки же. Должны были понимать, что будет плохо. Плохо будет всё. Когда я вошёл в класс, вокруг плотным одеялом парила вязкая тишина. Митьки ещё не было. Зато был Иннокентий. Именно он разорвал покрывало тишины:

-О, а вот и первый гомосек!

Кто-то из мальчишек заливисто свистнул. Девчонки обрушили на класс волну шушуканья. И тут в класс вошёл Митька. Эдик «Трында», сидевший за первой партой, с широкой улыбкой проорал:

-Гуляли по городу два гомосека!!! Нарвались на лысого дровосека!!! И не ушли от него гомосеки!!! Пошли на дрова у него гомосеки!!!

Класс заржал. А чего бы им не ржать? Тупые кони и кобылы… Кеша вальяжно подошёл к нам и сказал Мите:

-Ути лапочка! Пососёшь?

И мгновенно получил по уху. От меня. Что было дальше, запомнилось смутно. Потом говорили, что я озверел и избил половину класса. Ага, щас… Опомнился только в кабинете у директора, где стоял, размазывая по лицу злые слёзы и вьюшку из носа и разбитой в кровь губы. Митька стоял рядом. А ещё в кабинете толпились почти все учителя. Говорили, кричала, ахали, охали. Звучали предложения вызвать полицию, скорую, родителей… Герр Бур вдруг громко сказал:

-Тихо все.

Перекричать наших учительниц сложно. Но тут словно маг повёл своей волшебной палочкой. Директор окинул свой кабинет и присутствующих в нём непроницаемым взглядом из-под своих очков, прокашлялся и добавил:

-Выйдите все, кроме мальчиков.

Аделаида Николаевна, наша классная, попыталась завозмущаться, но ей хватило одного взгляда Игоря Петровича, заслуженного учителя Российской Федерации, чтобы замолчать и бочком испариться с горизонта, вслед за коллегами. Я перестал растирать по лицу следы драки и угрюмо уставился в пол. Рядом топтался Митя. Брошенного украдкой взгляда хватило, чтобы увидеть на его лице набухающий бланш. Игорь Петрович тяжело вздохнул и сказал:

-Ну, вы и натворили дел… Просто не знаю даже, что и сказать.

Я на самом деле почувствовал, как напрягся Митя. А потом он бочком придвинулся ко мне. И взял меня за руку. Что-то во мне задрожало и заставило выпрямиться. Разве я мог не поддержать своего Митьку? Оставалось только упрямо смотреть вперёд и крепко держаться за спасительную ладонь. Герр Бур спокойно проследил за нами, после чего продолжил:

-И конечно, теперь вы вдвоём против всего этого злого мира? А мир не злой, мальчики. Он просто такой, какой есть.

Мы с Митькой напряглись. Уж чего-чего, а лекций мы слушать не собирались. Игорь Петрович усмехнулся:

-Давайте-ка вы сейчас отправитесь по домам. А завтра прошу ко мне с родителями.

Это было неизбежно. И мы обречённо вздохнули. Митя почти прошептал:

-Как же мы пойдём… теперь?

-Сейчас мы вызовем ваших родителей. Они вас просто заберут и ничего более. Дома успокоитесь, поговорите с домашними. А завтра с утра ко мне. Всё ясно?

Мы дружно кивнули. Герр Бур недовольно сказал:

-Не слышу.

-Да, - почти крикнул я в ответ. Митька дёрнулся. А Игорь Петрович только кивнул:

-Вот так и надо отвечать. Натворили дел? Умейте и последствия принимать. Пришла вам пора взрослеть.

Мы пробыли у него в кабинете с полчаса. Моя мама и митькин отец вошли одновременно, прервав ничего не значащий разговор про учёбу. Когда мы уходили, никто нам в спину не свистел и не кричал. Но давило ощутимо.