Снегурка быстрой заморозки

В кухне я залезла в морозилку и вырвала из ледяного плена заиндевелую упаковку насквозь промерзших блинчиков. Размер и форма брикета не соответствовали конфигурации сковороды, и, чтобы разбить блинный монолит на части, я с размаху стукнула его об угол прочного стола. Полуфабрикат крякнул, стол скрипнул, упаковка получила открытый перелом. В коридоре послышались шаркающие шаги, и на пороге кухни появился заспанный Марик с встревоженной мордой и в утреннем неглиже.

– Отличная комбинашка, – похвалила я, невозмутимо вытряхивая из побитой коробки каменной твердости полуфабрикаты. – И тапки просто супер! Это кто, зайцы?

Марик опустил взгляд на свои меховые шлепанцы, украшенные рельефным изображением ушастого зверька редкого окраса «в горошек».

– Черно-белый крапчатый заяц? – в голосе юного дизайнера слышалось сильное сомнение.

– Болел в детстве, – легко отмахнулась я. – Вероятно, ветрянкой.

– И не выздоровел, – подытожил Марик.

Я аккуратно перевернула блинчики на сковородке и спросила:

– Ты будешь кофе или чай?

– Я буду мате.

– Чего? —я подумала, что не расслышала.

– Из чего? – Марик тоже не обладал слухом летучей мышки. – Из калебасы, конечно.

Он немного подумал и добавил:

– С бамбильей.

Я отложила лопаточку, которой ворочала подрумянивающиеся блинчики, и встревоженно спросила:

– Кого бомбили?

Марик задумчиво скосил глаза.

– Ну, у тебя и вопросики: «Кого бомбили?» Ну, сербов, кажется, бомбили. Или хорватов? Да, и этих, в Ираке, тоже бомбили! А тебя вообще какой исторический период интересует?

– В каком смысле? —Я озадаченно почесала в затылке лопаточкой, замаслив себе волосы.

– В смысле хроники бомбежек?

Я вытаращилась на Марика, а он – на меня. Блинчики на сковороде начали дымиться.

– Вообще-то, бомбежки мне до фонаря, – осторожно сказала я, начиная подозревать, что милый юноша душевно нездоров.

В самом деле, кто, кроме ненормального, надел бы спозаранку шелковую разлетайку, расписанную в технике «батик», и шлепки с чучелками пятнистых зайцев?!

– До какого фонаря? – тупо переспросил Марик, машинально обернувшись к окну.

Я проследила направление его взгляда: за окном виднелась лампа, освещающая крыльцо и часть двора. Крыльцо было мокрым, а двор и вовсе затопленным – точь-в-точь декоративный бассейн с рыбками. Впрочем, водоплавающее в бассейне было только одно, зато весьма крупное, – Томка. Самовольно покинув свой собачий загон, пес с удовольствием принимал водные процедуры в огромной луже.

Я улыбнулась, но улыбка моя увяла, едва успев зацвести.

– Дай бинокль, живо! – скомандовала я Марику, укладываясь животом на широкий подоконник, как на бруствер окопа.

– А где? – юноша дернулся и замер, не зная, куда бежать.

– Как обычно, на своем гвоздике между теркой и шумовкой!

Не знаю, было ли творческой натуре известно, что это за предметы такие – «терка» и «шумовка», или же он просто опознал бинокль, но оптический прибор я получила. Покрутила окуляры, навела резкость, поглядела в чисто поле, и мои худшие опасения подтвердились: низменность превратилась в большой заливной луг.

Глинистая тропинка, по которой пешеходы вроде меня бегают через поле к ближайшей остановке общественного транспорта, скрылась под водой. Окруженное камышовыми джунглями озерцо, в обычное время сопоставимое по размерам с нормальным футбольным полем, разлилось вдоль и вширь, затопив несколько расположенных поблизости земельных участков – еще без капитальных строений, но с разновеликими сарайчиками, которые сейчас торчали из воды островками.

Боже мой, остров! Иркин приют посреди реки, во что после ночного разгула стихий мог превратиться он? В Атлантиду!!!

Я отпрыгнула от окна, едва не сбив неосмотрительно приблизившегося Марика, и оттоптала юноше ногу, а тапочному зайцу – голову. Походя выключила дымящую сковороду с обуглившимися блинами, выскочила из кухни, на бегу, как в упряжь, продела голову в длинный ремешок бинокля, проскакала наверх в библиотеку, там выдернула из зарядного устройства мобильник и сцапала свою сумку. Лавиной скатилась по лестнице вниз, еще раз налетела на Марика, зацепилась замком сумки за оторочку его неглиже, чуть не унесла это воздушное одеяние с собой, рявкнула оторопевшему дизайнеру:

– Надень портки и живо дуй за мной! – и прыгнула с крыльца в затопленный двор.

Навстречу мне тотчас же устремился Томка, вспарывающий серую воду широкой грудью. Держа в зубах наволочку, которую ветром унесло с бельевой веревки, рассекающий волны пес очень напоминал собой парусник.

– Свистать всех наверх! – крикнула я. – Томка, греби к машине!

Пес с готовностью сменил курс, накренился на левый борт и обогнул угол дома. Я пошлепала за ним, направляясь к крытой площадке перед въездными воротами, где стояла Иркина «шестерка». К счастью, эта территория не сообщалась с внутренним двором и потому не превратилась в лягушатник.