Снизу вверх

На предложеніе сказать что-нибудь въ свое оправданіе, онъ повторилъ, что „ничего не иметъ въ своей жизни, оттого и получилъ съ Мартынова“.

И замолчалъ.

Лукова осудили, но Михайло былъ оправданъ. Присяжные сжалились надъ нимъ. Ихъ поразили его слова, что «онъ ничего не иметъ въ своей жизни». Они увидали передъ собою голаго человка. Но Михайло былъ голъ и внутри. Правда, совсть, руководящія чувства и мысли, ничего онъ не взялъ изъ деревни, гд живутъ же чмъ-нибудь люди… У него вмсто всего были деньги. Въ нихъ заключалось для него все — цль, причина, побужденіе жить. Для того онъ и пришелъ въ городъ.

Это чувство жизненной пустоты владло имъ во все время процесса, оно же нахлынуло на него и тогда, когда посл суда его выпустили изъ тюрьмы на улицу. Онъ остановился посреди городской улицы и пощупалъ свой карманъ. Въ немъ, разумется, не было ни гроша. Осязательно убдившись въ томъ, онъ сразу упалъ духомъ, потому что на самомъ дл, вмсто души, у него вислъ карманъ, и этотъ карманъ теперь былъ пустъ.

III

Рабъ

Каждый разъ, въ извстное время, изъ деревень идетъ въ большіе города народъ съ цлью получить денегъ какъ можно больше. Одни идутъ на заводы, другіе — въ трактиры, третьи — въ чернорабочіе, кто куда успетъ. Половина этого народа, однако, всегда пропадаетъ зря. Никто изъ нихъ, идя въ городъ за деньгами, не знаетъ, какимъ образовъ онъ возьметъ ихъ; знаетъ только, что взять непремнно надо, не столько для себя, сколько для той самой деревни, откуда онъ вышелъ, и гд у отца одного вотъ-вотъ ужь корову хотятъ отнять, ужь хватились за рога и за хвостъ тянутъ въ разныя стороны за долги, надо спасать, и для этого надо взять въ город денегъ, иначе корова пропадетъ; у другого дома остался братъ и этому брату плохо, если не взять денегъ, то брата поминай какъ звали. У третьяго, у четвертаго, у пятаго и у всхъ вообще идущихъ въ городъ осталась въ деревн какая-нибудь пропасть, которую надо пополнять деньгами. Наконецъ, и сами эти идущіе въ городъ такъ наголодались, что нтъ больше силъ терпть… И вотъ гд пропадаетъ много народа! Вс мысли его такъ сосредоточены на получк во что бы то ни стало денегъ, что онъ не разбираетъ уже способовъ; оттого и въ острогъ попадаютъ, сидятъ тамъ, судятся, возбуждая недоумніе и въ судьяхъ, и въ публик. Изъ разбирательства дла по большей части оказывается, что никакой злой воли вотъ въ этомъ лохматомъ парн нтъ и не было, когда онъ учинилъ мошенничество или кражу, или другое какое незаконное дяніе; у него, напротивъ, было самое мирное намреніе: купить что слдуетъ, а оставшіяся деньги послать въ деревню для спасенія отца, брата, дда. А мошенничество онъ совершилъ потому собственно, что, кром этого намренія, у него никакихъ побочныхъ соображеній, во время мошеннической получки денегъ, не было.

Приблизительно такое же приключеніе испыталъ Михайло Лунинъ. Пришелъ онъ въ городъ за деньгами. Но деньги зря не валяются. Наконецъ, онъ наткнулся на предпріятіе, общавшее большую получку денегъ, и, ни о чемъ не думая, выполнилъ его… А посл этого попалъ въ острогъ и сидлъ тамъ. Потомъ судился, но на суд обнаружилъ полную свою душевную наготу, былъ понятъ, оправданъ и пущенъ на волю… Все это произошло съ нимъ такъ, какъ съ тысячами другихъ деревенскихъ юношей. Но только дальнйшая судьба его была не похожа на судьбу другихъ. Т, другіе, погибали, а онъ продолжалъ рости; острогъ, гд онъ сидлъ, не развратилъ его, а только ужаснулъ и перевернулъ вс его мысли. Отъ всхъ, кто потомъ зналъ его и любилъ, онъ долго скрывалъ эту мрачную тайну своей жизни; и долго ужасъ и стыдъ нападали на него, лишь только ему приходилъ на память этотъ темный эпизодъ его жизни.

Такой же ужасъ овладлъ имъ и тотчасъ посл того, какъ онъ, очутившись на улиц, среди толпы людей, изумленно оглядывался по сторонамъ, не ршаясь сдлать шагу отъ зданія суда. Невдомый раньше его дикой натур страхъ всецло завладлъ имъ. Онъ стоялъ, прижавшись къ стн, и испуганно смотрлъ на проходящихъ. Ему казалось, что нкоторые изъ нихъ презрительно оглядывали его, а на ихъ устахъ, казалось ему, было написано: мошенникъ! Онъ упалъ духомъ. Неужели онъ — мошенникъ и такимъ останется навсегда?

Но все-таки черезъ нкоторое время онъ пошелъ, самъ не зная куда. У него ничего опредленнаго не было въ виду кром какого-то смутнаго желанія вырваться откуда-то… Нтъ ощущенія боле страннаго, нежели эта внутренняя пустота, въ особенности когда она поселяется въ здоровомъ, молодомъ тл; Михайло чувствовалъ, что тло его хочетъ распасться, развалиться на куски, лишенные внутренняго содержанія и поддержки, оно казалось ему страшно тяжелымъ, и онъ съ усиліемъ тащилъ его вдоль улицъ.

Но все-таки онъ шелъ, тихо, тяжело и безъ цли. Такъ онъ прошелъ площадь, множество улицъ, весь городъ, вышелъ за предлы его и слъ на берегу рки, не зная самъ, зачмъ онъ это сдлалъ. Онъ смотрлъ на воду, на противоположный берегъ рки, на баржи, на пароходъ, который тянулъ ихъ, на людей, виднвшихся изъ-за бортовъ судна, но едва-ли видлъ все это. Его внутреннее состояніе можно бы выразить такъ:

— Господи! да что мн нужно?