Он первым выскочил из дилижанса, за ним — молодой. Миланэ начала неспешно собирать вещи, которые успела разложить вокруг за время весьма долгой поездки.
Когда она вышла, то увидела, что её провожатые беседуют с неким представительным львом возле входа у форт; судя по одежде, тот был то ли из Надзора Веры, то ли из Палаты дел Ашаи-Китрах. Миланэ он показался знакомым, но она не особо разглядела, ибо пошла забирать свои котомки с задних ящиков дилижанса.
Затем с форта вышел лев, по облачению, очевидно — командир. Перебросившись несколькими словами со статным львом, он ушёл обратно. После этого её провожатые возвратились к дилижансу; молодой явно упал духом и вообще не смотрел на дочь Андарии, старый молвил в пустоту:
— А что я говорил, — и вздохнул. Потом взглянул на Миланэ, махнув рукой в сторону статного и представительного самца: — У этого льва дело к сиятельной. Прошу к нему.
— Но как же?.. — с недоуменным жестом Миланэ указала на форт. Она ведь уже приготовилась делать всё: убеждать, врать, брать вину на себя, спасать Амона, выкручиваться, ладить плохую ситуацию.
— Не смеем больше задерживать.
«Так, за меня решил взяться Надзор Веры?», — вскинула бровь Миланэ.
Всё может быть. Удивляться нечему.
Она взяла свои нехитрые пожитки и направилась ко льву.
К нему осталось шагов десять, и вдруг она узнала его. Да, тот самый Фрай из Палаты, который когда-то прибыл оградить от неприятностей после убийства негодяя, обидевшего Раттану.
— Оооо, кого видит мой счастливый взор, — засиял в улыбке лев и подскочил к ней. Он буквально заставил её бросить вещи на землю, поцеловал руку, закинул их в изящную двуколку, в которую была запряжена беспокойная лошадь. — Да здравствуют Сунги, благородная! Да будет мне позволено помочь… Раз-два. Прошу садиться возле меня.
Вдруг она поняла, и чувством Ашаи, и чувством самки, что ей улыбнулась судьба. Что-то произошло, пока неведомое, но это что-то — в её пользу. Нет, вряд ли за нею приехал Надзор; если бы он приехал к ней с настоящим намерением «заставить отвечать за слова и поступки», понимала Миланэ, то никто бы ей не целовал руки. Здесь имела место либо какая-то изощрённая, хитрая игра, либо же в дело вмешалась Палата, либо патрон, либо нечто совсем неизвестное, потому Миланэ вмиг пришла к выводу: для дела будет лучше всего, если она будет со львом сладкой, как мёд, и слушать всё, что он скажет.
Если судьба даёт шанс, за него нужно хвататься когтями.
— Сильного дня льву. Я помню наше знакомство, милый Фрай.
— А что я могу сказать? Его не забудешь. Но, полетел, негодяй!
— Ваалу-Миланэ рада снова видеть льва, хоть мы познакомились в грустных обстоятельствах, — сияла она, смахивая несуществующие пылинки с ушек.
— Да, повод был не самым приятным. Хотя должен сказать, что все мои коллеги, так сказать, крайне одобрительно отзывались о поступке честивой Ваалу-Миланэ.
— Отрадно, что лев решил меня забрать — до этого я пребывала не в лучшей компании, — Миланэ небрежно указала в сторону быстро удаляющегося форта. Потом легко и ненарочно спросила: — Но посмею поинтересоваться: куда именно?
— Благородная рада, что я её украл у этих плохишей? — захохотал Фрай и погнал лошадь ещё быстрее.
— Фрай стал для меня символом спасения от неприятностей.
Им вслед уже летели ругательства — двуколка заставляла всех метаться в стороны.
— Я могу стать каким угодно символом для блистательной, — лев, несмотря на бешеную скорость, ухитрился будто бы нечаянно провести рукой по её плечу; потом она продолжила путешествие по боку и остановилась у бёдра.
— Можем ехать поспокойней? — попросилась Миланэ.
— Конечно можем, — сказал Фрай, но скорость совершенно не убавилась.
Так прошло некоторое время, во время которого Миланэ натерпелась от этой жутколихой езды.
— Ваал мой, Фрай, прошусь: едем полегче.
— Раз сиятельная просит…
Ехать стали намного медленнее, как все.
— Ррррр! Мне нравится, когда всё быстро, ярко. Но если львица просит медленно… Я могу и мееедленн-но.
— Не сомневаюсь, Фрай, — откинулась она назад.
— Если Миланэ во мне не сомневается, то мы точно можем пой…
— Фрай, ну пожалуйста…
— Что?
— Лев скажет, куда едем?
Он посмотрел на неё, потом на дорогу, потом снова на неё. Далее речь зазвучала крайне витиевато и обтекаемо: