Сны о красном мире

После обеда, уставший от дел и измученный непрекращающейся головной болью, лорд-протектор стоял в одиночестве в огромном бальном зале, свод которого держали три ряда резных каменных колонн, и с грустью смотрел на стены, убранные к так и не состоявшейся свадьбе. Волны белого и кремового шелка, золото, серебро, зеркала, воздушные гирлянды атласных цветов, оплетающие колонны и развешанные под потолком, две огромные люстры из чистейшего горного хрусталя с сотней звезд-коэнов на каждой и множество затейливых светильников – все это оказалось ненужным.

После Дня Первовестника не случалось ни одного приема, и дворец заметно обезлюдел. Праздные даны, не обремененные государственными обязанностями, разъехались по замкам и поместьям, в гости, домой или путешествовать, чтобы сбежать от тоски и скуки, что преследовали их по пятам, стоили лишь на пару-тройку дней прекратиться балам, званым обедам и прочему. А известия о возможной войне так и вовсе повымело многочисленные гостевые комнаты. Парк, в котором в любое время года было полно гуляющих, опустел, беседки и скамейки сиротливо выглядывали из-за пышной растительности, и, кроме них, некому было восхищаться кропотливой работой выписанных из Раакского царства садовников.

Звуки шагов гулко разносились по пустому залу, скользя по полированному мрамору пола, отскакивали от стен и возвращались. На возвышении, к которому подошел дан Глисса, стояли два трона. Когда-то здесь все было украшено живыми цветами. Их убрали еще в тот злополучный день, лишь один из них, спрятавшись в складке драпировки, остался. Осторожно подняв засохший стебель с едва держащимися на венчике хрупкими невесомыми лепестками, лорд поднес его к лицу. Высохший цветок все еще хранил слабый аромат, сладкий, чуть дурманящий, волнующий.

«Так пахли ее волосы…»

Дрогнула рука, держащая цветок, неосторожно сжались пальцы, хрупкий стебель надломился и упал на пол. Разбился, как стекло, бутон, разлетелись по полированному мрамору ступеней полуистлевшие лепестки, издав чуть слышный сухой звук, похожий на вздох. Из разжавшихся пальцев дан Глиссы посыпались растертые в пыль остатки стебля.

Ты – под моими ногами,

Чудо жизни, рожденное в пыли,

Склонило хрупкую головку,

Обвило узкими пальцами острые шпоры моих сапог.

Ты – умираешь.

Я – закованный в латы,

Убийца без лица, один из многих,

Движением руки превращающий в пыль

Многие тысячи жизней, чтобы продлить собственную агонию.

Я – побежден.

Альд вытер ладонь о драпировку и подивился, как неожиданно и к месту всплыли из памяти строчки. Он не помнил, как звали сочинителя и когда прочитал или услышал их, помнил лишь название – «Воин и цветок».

Дан Глисса повернулся, чтобы уйти, богато инкрустированные ножны парадной шпаги брякнули о позолоченный трон. Глупый, пустой звук, вполне соответствующий тому, что и оружием трудно назвать. Красивая безделушка, не более. Он не смог бы защитить себя этим, разве что противник оказался бы медлительным, как морской гад, вытащенный на берег. Да и к чему все это? Кому на него нападать? Хотя, Небо свидетель, он не пользовался популярностью в народе и не делал ничего, чтобы попытаться ее завоевать. На Горо, к примеру, покушались дважды, а ведь он был куда лучшим правителем, но еще до покушений король всюду ходил с двумя телохранителями. Дан Глиссе же вполне хватало охранников в коридорах, тем более что он никого не мог терпеть рядом с собой достаточно долго. А может, недоброжелателей останавливала близкая «дружба» с Мастером Иллюзий?

На душе вдруг сделалось как-то мутно и тревожно. Лорд невольно покосился на двери, а правая рука легла на эфес короткой парадной шпаги. Ощущение усиливалось. Как будто к нему через череду залов и комнат приближался ком концентрированной ненависти.

«Сарк, – мелькнуло в голове. – Невовремя».

И дан Глиссе отчетливо представилось, как неведомая сила вминает в стену тела охранников и врывается в бальный зал, сорвав с петель высокие дверные створки, и как эти створки, бешено вращаясь, несутся прямо на него… Двери открылись вполне обыкновенно, если не считать того, что к ним не прикасалась ничья рука. Мастер Иллюзий, больше похожий на черное изваяние, чем на живого человека, замер на мгновение в дверном проеме, откинул с головы капюшон, поклонился, причем так, что поклон скорее унижал, чем выказывал почтение, и медленно приблизился к дан Глиссе. На лице Сарка появилась циничная улыбка, когда он увидел, где лежит рука лорда.

– Мое почтение лорду-протектору, – произнес сойлиец.

– Мое почтение Мастеру, – ответил дан Глисса, руку с эфеса не убрал, прохладный металл и полуугасшее воспоминание о прикосновении хрупкого сухого цветка к ладони удивительным образом не давало страху затопить мозг. – Вам не кажется, что вы достаточно вольно относитесь к обязанностям Второго советника?

Мастер Иллюзий приподнял бровь и изобразил удивление, вскоре, правда, его лицо приняло прежнее равнодушное выражение, словно постоянная игра в верного вассала и короля перестала забавлять его.