Поздним вечером, когда богатые, респектабельные кварталы города погружались в спокойный сон, а в бедных вовсю начиналось веселье: открывались двери кабаков, пивнушек и иных мест, где за пару леантов любой мог рассчитывать на кувшин вина, закуски и смазливую шлюшку для компании, —коим не брезговали и состоятельные горожане, не исключая благородных данов, в караульную у ворот дворца вошел человек в широком плаще с капюшоном, полностью скрывавшем лицо, отчего казалось, что перед тобой стоит облаченная в белое ночная мгла. Человек что-то тихо сказал начальнику смены, и тот, вместо того чтобы устроить дознание по всей форме, выделил пришедшему в провожатые солдата из охраны, строго приказав свести господина в плаще куда тот попросит. Господин попросил в комнаты к лорду-протектору, а потом отпустил не произнесшего ни слова молодого парня и направился прямиком в кабинет.
Дан Глисса как раз собирался отправиться спать и уже подошел к двери, но наступил на валяющиеся на ковре ножны, нагнулся, поднял их и сон как рукой сняло – в кабинет вошел Мастер Сойла, откинул капюшон и поклонился. Не как королю, как равному.
– Я, Гзар Доа Кирим, Мастер Слова, властью, данной мне Советом Мастеров Сойла, подтверждаю, что союз меж нами и тобой, владыка Леантара, и наследующими тебе, будет нерушим отныне и до тех пор, пока стоит Сойл-гора. В знак союза отдаю себя в твое полное распоряжение, пока наследная принцесса Лия Реана Волден не войдет в ворота Роккиаты…
Мастер говорил долго, и так же долго слушал его дан Глисса, внимая каждому слову и удивляясь своему терпению и ушедшей напрочь усталости. Свершилось. Это была его победа над собой. И что по сравнению с этим отголоски страха, навеянные Сарком? Пыль, приставшая к одежде. Стряхни и иди дальше. А Милия? Что ж, когда-то он привык жить со страхом, привыкнет и к боли.
21
Весело потрескивал костер, разгоняя вечернюю прохладу и заманивая в огонь кусачую насекомую мелочь, что носилась над неглубокой балкой, поросшей гибкими лиями. По дну балки змеился мелкий широкий ручей с прозрачной и такой холодной водой, что от нее сводило зубы. И если бы не цвет растительности и песка, если бы не неизменная пелена облаков над головой, можно было бы решить, что сидишь где-нибудь за городом в Тени, а нет в половине дня пути от Сор-О. Тело пронизывало ощущение покоя, и все произошедшее начинало походить на суматошный нереальный сон, не более.
Когда там, на Большом невольничьем рынке, стоя на возвышении и чувствуя каждой клеткой кожи сотни алчных взглядов, Милия увидела в толпе лицо Солара, ей показалось, что сердце готово выскочить из груди, а когда Анжей протиснулся меж людьми и стал рядом с Хоэ Ксандхаром, прямо напротив нее… Сами торги и то, как «хозяин» Солар уводил ее с рынка, девушка почти не помнила. Все было как в тумане, том самом, из сна. Вспоминалось, как, к собственному стыду, кричала что-то Анжею, умоляла, пыталась спрыгнуть с возвышения, но тонкий золотой браслет на ноге и цепочка держали крепко, как, поняв бесполезность попыток, стояла на подгибающихся ногах, вцепившись в кулон вестала, и слушала унизительный торг. Мелькнуло в памяти непонятное выражение лица пустынника, как будто он ждал кого-то другого, а не Солара, и всячески старался заставить его отказаться от «покупки», взвинтив цену до небес. Помнила Милия и похожее на электрический удар прикосновение руки Анжея к своей и темные пятна перед глазами от того, что было трудно дышать, словно на груди висел камень размером с рыночные ворота. Еще были какие-то обрывки, смешанные в кучу без всякой связи и хронологии, врезавшиеся в память по непонятной причине: начищенный до блеска шлем на голове охранника, пыльная красная дорога, мальчишка, глазеющий на уличную танцовщицу, разинув рот, гладкие камни мостовой и странно-сочувствующий взгляд Хоэ Ксандхара.
Милия сидела, завернувшись в плащ, и, не моргая, смотрела на огонь. Красно-рыжие языки жадно, с треском, пожирали сучья. В дыму очумело носились какие-то мелкие насекомые, дождем сыпались в пламя, словно принося себя в жертву этому прожорливому зверю. Думалось о чем угодно, но только не о том, кто сидит по другую сторону костра. В голове полнейший бардак, какие уж тут мысли? А чувства…
«Без пол-литра не разберешься».
Языки огня аккуратно и медленно слизывали с души сладкую глазурь покоя.
«Что же мне делать, господин Солар?… Господин… Хозяин… Слушаюсь и повинуюсь. Ну-ну. Взялась как-то коза у волка совета спрашивать… Молчит. Молчит, смотрит и улыбается. Гад».
Милия подняла глаза на Анжея – в черных зрачках по костру, а лицо так и осталось белым, словно огненные отсветы соскальзывают с кожи, как с вощеной поверхности. Улыбнулся – в груди все сжалось, и чувство странное, похожее на боль.
«Остановись, мгновенье…»