В центральном парке города Нью-Йоркасреди ночей, продрогнувший, ничей,я говорил с Америкой негромко —мы оба с ней устали от речей.Я говорил с Америкой шагами.Усталые шаги земле не врут,и отвечала мне она кругамиот мертвых листьев, падающих в пруд.Шел снег… Себя он чувствовал неловковдоль баров, продолжающих гульбу,садясь на жилы вспухшие неонау города бессонного на лбу,на бодрую улыбку кандидата,пытавшегося влезть не без труда,куда не помню — помню, что куда-то, —но снегу было все равно куда.А в парке здесь он падал бестревожно,и как на разноцветные плоты,снежинки опускались осторожнона тонущие медленно листы,на шар воздушный, розовый и зыбкий,о звезды сонно трущийся щекой,прилепленный жевательной резинкойк стволу сосны ребяческой рукой,на чью-то позабытую перчатку,на зоосад, спровадивший гостей,и на скамейку с надписью печальной:«Здесь место для потерянных детей».Собаки снег потерянно лизали.Мерцали белки у чугунных вазсреди дерев, потерянных лесами,потерянными бусинками глаз.Храня в себе угрюмо и сокрытобезмолвно вопрошающий укор,лежали глыбы грузные гранита —потерянные дети бывших гор.Жевали зебры за решеткой сено,потерянно уставясь в темноту.Моржи, вздымая морды из бассейна,ловили снег усами на лету.Моржи смотрели горько и туманно,по-своему жалея, как могли,потерянные дети океана,людей — детей потерянных земли.Я брел один, и лишь вдали за чащей,как будто ночи пристальный зрачок,перед лицом невидимо парящийплыл сигареты красный светлячок.И чудилось — искала виновато,не зная, что об этом я молю,потерянность неведомая чья-топотерянность похожую мою.И под бесшумным белым снегопадом,объединявшим тайною своей,Америка со мной садилась рядомна место для потерянных детей.1967