Собачий рай

Субтильный официант с убранными под резинку в хвост волосами узнал его и, кивнув, вскоре принес двойной эспрессо.

Размышляя над тем, что ему следует убедить сначала Марту, а потом, с ее помощью, дочь продать дом в поселке и уехать туда, где потеплее, он не заметил, как в кафе вошла шумная компания из трех человек.

Тощая, уже знакомая Полякову девица с дредами, женственно красивый, с грустным вытянутым, не по сезону загорелым лицом, в шелковой рубашке-гавайке и кожаной косоворотке парень и Агата.

Увидев Полякова, она остановилась в замешательстве.

– Привет! – молодцевато вырвалось у него.

– Здра-асте, – поглядев исподлобья, нехотя откликнулась она.

– Вы знакомы? – тощая с дредами удивленно разглядывала генерала.

Остановившись взглядом на его седых волосах, девица громко повторила вопрос:

– Агата, вы знакомы?

– Едва, – вымучив на лице некое подобие улыбки, Агата глядела в сторону бара.

Поймав всеобщую растерянность, красивый парень уставился на Полякова, затем подошел и протянул ему руку:

– Виктор. Пелинский, – особо подчеркнув голосом фамилию.

– Роман… Аркадьевич, – ощутив неприятную влагу чужой руки, представился генерал.

Тощая уже отодвинула для себя стул и нахально уселась рядом.

– Тата, – продолжая рассматривать Полякова с любопытством скучающего человека, кивнула она.

Следом сел Виктор.

Еще немного постояв в замешательстве у стола, Агата наконец присела напротив.

– Так я не поняла, – низким и хорошо поставленным голосом, который диссонировал с ее необычайно худым, густо накрашенным лицом, с хорошо очерченными скулами и анорексичными завалами под глазами, завела разговор Тата, – вы едва знакомы или знакомы едва?

Виктор хмыкнул.

– Вы только кофе будете или поедим? – обратился он к девушкам.

Агата не ответила, а Тата, развернувшись в сторону бара, замахала рукой:

– Кто-нибудь! Ау! Дайте нам срочно кофе!

Не дождавшись реакции, она крутанулась к подруге:

– Мы просто сгораем от нетерпения! Твой знакомый актер? А похож, кстати, на кого – не помню… Гримировала? Или, может, вы ее школьный учитель? – повернулась она к Полякову.

– Я его девушка! – вдруг с вызовом заявила Агата.

– Ой, – зажала рот рукой Тата, – какой нежданчик!

– Она шутит, – глухо ответил Поляков, – она мне не девушка.

– А кто же она вам? – тощая продолжала нахально усмехаться ему в лицо. – Я ща просто лопну, если не узнаю!

– Она моя любовница.

Сморгнув, Агата быстро опустила глаза.

– Он шутит. Любовница от слова «любовь». А этот человек на нее в принципе не способен! – уронила она в ламинированную серую поверхность круглого стола.

– Хрень какая-то, – пожал плечами Виктор. – Я так понял, у вас был секс. А что за драма-то? Ну был и был. Мы все тут люди…

– Не просто секс. Я любил ее, – преисполненный невиданного упрямства, отчетливо произнес Поляков. – Вам это сложно понять.

– Ой, ну вы серьезный прямо дядя! – Тата делано округлила свои и без того круглые и глуповатые, за счет приклеенных ресниц, «коровьи» глаза. – А че вы как провокатор на митинге? Зачем сразу в оборону? Мне, например, тоже всегда нравились тети постарше.

Не в силах выносить не столько свое смущение, сколько смущение Агаты, Поляков, будто разрезая волны, вдруг начал говорить то, о чем на самом деле думал:

– Мне сложно представить, кто вас таких воспитывал. Без уважения к старшим, без уважения к себе, без уважения к такому простому понятию, как чужая личная жизнь. В каждом своем жесте вы обесцениваете все, что только можно. Вам не нужны нормальные отношения, не нужна семья, не нужна родина.

– Конечно! – воскликнула Агата, и ее понесло: – Кто бы говорил! Про родину! Про ту, которую именно вы, ваше поколение, отдали за жвачку, без боя. А нам теперь расхлебывать.

– Отдали ее не мы, – сжав под столом кулаки, ответил ошарашенный неожиданной тирадой Поляков.

– Как же не вы?! Вы и вам подобные. Вы тогда были молоды и активны. Вы-то как раз должны были тогда, когда вашу родину грабили и растаскивали по частям, растлевали коррупцией, заваливали нас, ваших детей наркотиками, защищать с оружием в руках! А вы все эти годы занимались словоблудием да слезы свои пьяные утирали под «офицеры, ваше сердце под прицелом» [16], хотя к офицерам лично вы, тыловая крыса, никакого отношения не имеете!

…Уши заложило от грохота снаряда. В глазах потемнело от сгустка оранжевого, едкого, принесшего с собою гарь и копоть света. Отскочив, он успел закрыть собой Ваника, увязавшегося с ним в Чечню по своей основной специальности фельдшера.

После возвращения из той «служебной командировки» Марта настояла, чтобы он перевелся из УГРО в другое место…

– Откуда у вас, у честного человека, коим вы себя пытаетесь позиционировать, могли взяться деньги на загородный дом? – продолжал стрелять в него мелкой дробью чужой истеричный голос.

– С домом помогла дочь.

– Ах дочь! А каким таким неслыханным богатством вы мне хвастались? Или у вас раздвоение сознания? Одна ваша честь живет в иллюзии, что вы когда-то могли как следует хапнуть, да не хапнули, так?