— Там тоже один рабочий человек, который не работал уже — старик, принял меня. Кормил меня где-то дней 8–10, потом облава на город. Стали организовывать гетто, в город стали сгонять. И нас собрали всех и посадили.
— Это был ваш знакомый человек?
— Нет.
— А как вы его нашли?
— Вышел из тюрьмы. Куда идти? Остановился, все-таки я соображал. Поговорил, так и так. Он меня приютил. В городе я прописки не имел, документов никаких нет. Там людей вывозили, всю округу на работу на железную дорогу, которую восстанавливали, которая была разрушена. И потом стали забирать, посадили и увезли.
— Вам не кажется странным, что человека, выпущенного из тюрьмы встречает совершенно посторонний человек и ведет к себе домой?
— Он не вел. Я сам к нему подошел. Я ему не объяснял, что я из тюрьмы. Я говорил, может быть мы свяжемся с твоей Родиной. Все-таки у них община была.
— Это был еврей?
— Еврей.
— А вы понимали, что это еврей, когда к нему подошли?
— Как же. Сразу «р» не выговаривал, и я понял. Там в Тернополе очень много евреев, вообще в Западной Украине евреев много жило. Когда стали расстреливать, <нрб.> стали брать, орудуют оуновцы. Вы представляете, бандиты, украинцы-националисты. Безусловно, каждый старался кого-то приютить, сделать что-то доброе. Но потом стали помаленьку.
— Вы ему признались, что вы еврей?
— Ну конечно я признался. Сказал, откуда я. Все ему рассказал. Ну, побыл у него временно. А когда ловили, нас окружили и в эшелон.
— Вас выпустили из тюрьмы. Это какой месяц был?
— Апрель месяц.
— Какой год?
— 1942 год.
— И вы пробыли еще в Тернополе…?
— Восемь дней я здесь еще пробыл, и на эшелоне погрузили в мае месяце, я не помню, 10-го или 15-го привезли нас, везли нас две недели и привезли нас в Собибор.
— Все-таки как происходила эта облава?
— Мы походили по квартирам, кто сумел спрятаться… Но брали в эшелон, возили, уничтожали евреев.
— Эта была первая облава в Тернополе или до этого были?
— Этого я не знаю — до этого были или нет, но я попал под эту облаву, и целый эшелон погрузили. Евреев, наверное, человек 700.
— Вы не помните, в какое время дня это началось?
— Это началось с утра.
— Рано утром?
— Да, и весь день до четырех часов шла эта облава, потом еще привозили на железную дорогу.
— Вы не помните, когда это началось, вы еще спали?
— Нет. Не спал уже, но бежать некуда было. Мы старались, но бежать некуда было. Все дома евреев были окружены.
— А как вы обнаружили, что все окружены?
— Все-таки я военный человек, я же что-то соображал уже в это время.
— Вы что-то увидели такое?
— Увидели. Мы сначала думали, что нас собирают в гетто везти. Но еще гетто не было. Потом остальных (когда я уже уточнил у тех, кого еще привозили из этих краев) поселили на одну улицу в дома с колючей проволокой. Они работали там, уже своя администрация была, своя полиция была еврейская, которая водила людей на работу.
— Это уже было потом?
— Потом. Я это дело не испытал.
— А когда шла эта облава, они кого-то отбирали? Стариков, детей, какие-то категории…?
— Ничего такого не было. Всех брали подряд. Семьями забирали, вытаскивали тех, кто сумел спрятаться: в подвале, были такие, которые через шкаф забирались вниз. А уже в четыре часа, когда прекратилась эта облава, все ходили, и жизнь шла своим чередом. Ну это жутко.
— Когда вас вытащили [от] туда, вы сказали, что было все окружено. Это значит, не одна квартира была, где жили евреи.
— Нет. Район был окружен. Тут и полицаи были, которые знали все еврейские семьи.
— Т. е. это был еврейский район?
— Не только еврейский, но знали, какие семьи были еврейские. И шли прямиком в еврейские дома. Поэтому те, которые оставались, которым потом стало известно все, они наживались, забирали все имущество себе.
— И вас вытащили вместе с этим человеком, который вас приютил?
— Да, всю семью: жену, двоих детей. И все мы попали в Собибор.
— Но все-таки сначала из дома вас куда потащили?
— На железную дорогу.
— Сразу?
— Сразу. Там уже стоял эшелон с товарными вагонами в тупике. Как привозили, сразу всех в эшелон пихали. По 70–80 человек в вагон.