Соблазни меня на рассвете (ЛП)

- Хорек или мисс Маркс? - Кев внимательно отрегулировал на стене деревянную планку и прибил ее.

- Маркс. Я бы подумал… Она мизандрист или ненавидит вообще всех?

- Что такое мизандрист?

- Мужененавистница.

- Она не ненавидит мужчин. Она всегда обходительна со мной и Роаном.

Лео выглядел искренне озадаченным.

- Тогда… она ненавидит только меня?

- Кажется так.

- Но у нее нет причин!

- А как же твои заносчивость и распущенность?

- Это часть моего аристократического шарма, - запротестовал Лео.

- Кажется, твой аристократический шарм пропадает втуне, когда дело касается мисс Маркс. - Кев выгнул бровь, увидев хмурый взгляд Лео. - А почему это должно иметь значение? У тебя ведь нет личного интереса к ней, да?

- Конечно, нет! - с негодованием отозвался Лео. - Я бы скорей забрался в постель с ручным ежиком Беа. Вообрази эти маленькие острые локти и колени. Все эти резкие углы. Мужчина может причинить себе непоправимый ущерб, спутавшись с Маркс… - Он начал мешать штукатурку с новыми силами, очевидно поглощенный мыслями о несметном числе опасностей разделения ложа с гувернанткой.

Уж слишком поглощенный, подумал Кев.

Что за стыд, размышлял Кэм, проходя по зеленому лугу, засунув руки в карманы, что быть частью связанной крепкими узами семьи означает невозможность насладиться своим собственным счастьем, когда у кого-то другого проблемы.

В это мгновение было множество вещей, в которых Кэм находил удовольствие… благословение солнечного света на по-весеннему грубоватом пейзаже, и все это пробуждение, гул, трепетание растений, пробивающихся сквозь влажную землю. Ветерком доносился многообещающий привкус дымка от цыганского бивачного костра. Возможно, сегодня он, в конце концов, сможет найти кого-нибудь из своего старого табора. В такой денек все казалось возможным.

У него есть прекрасная жена, носящая его ребенка. Он любит Амелию больше жизни. И у него есть много того, что можно потерять. Но Кэм не позволит страху навредить или помешать ему всей душой любить ее. Страх… Он замедлил шаги, сбитый с толку внезапно ускорившимся сердцебиением, как будто без остановки пробежал несколько миль. Окинув взглядом поле, он заметил, что трава необычно зелена.

Удары сердца стали болезненными, как если кто-то раз за разом пинал его. Приведенный в замешательство Кэм напрягся, как человек, удерживаемый на острие ножа, и положил руку на грудь. Господи, солнце было таким ярким, пронзая его глаза до тех пор, пока на них не выступили слезы. Он стер влагу рукавом и удивился, внезапно обнаружив себя на земле на коленях.

Мужчина ждал, пока боль стихнет, сердце замедлится, как это непременно должно быть, но стало только хуже. Он старался изо всех сил вдохнуть, попытался встать. Но тело не слушалось. Навалилась постепенная слабость, и в щеку внезапно ткнулась зеленая трава. Все больше и больше боли, его сердце грозило лопнуть из-за чрезмерной силы своих ударов.

С каким-то удивлением Кэм осознал, что умирает. Он думал не о том, почему или как это случилось, а о том, что никто не позаботится об Амелии, и что она нуждается в нем, что он не мог оставить ее. Кто-то должен присматривать за ней, кто-то должен растирать ей ножки, когда она устает. Так устает. Он не мог поднять ни голову, ни руки, не мог двинуть ногой, только мышцы самостоятельно подергивались, дрожь сотрясала его как марионетку на веревочках. Амелия. Он не хотел покидать ее. Господи, не позволяй мне умереть, еще слишком рано. И, тем не менее, боль продолжала разливаться по телу, захлестывая его, подавляя каждое дыхание и удар сердца.

Амелия. Он хотел произнести ее имя, но не смог. То, что он был не в состоянии оставить этот мир с драгоценными словами на губах, было непостижимой жестокостью.

После часа забивания реек и испытания разнообразных смесей извести, гипса и ворсистой глины, Кев, Лео и рабочие добились правильных пропорций.

Лео проявил неожиданный интерес к процессу, даже разработав усовершенствование к трехслойному оштукатуриванию путем улучшения основного слоя или обрызга.

- Положим больше шерсти в этот слой, - предложил он, - и сделаем шероховатым с помощью мастерка, что даст большее сцепление со следующим слоем.

Кеву было ясно, что хотя у Лео существовал совсем незначительный интерес к финансовым аспектам работы поместья, его любовь к архитектуре и всему остальному, относящемуся к вопросам строительства, возросла еще сильнее, чем когда-либо.

Когда Лео спустился с лесов, в дверь вошла домоправительница, миссис Барнстейбл, с мальчишкой на буксире. Кев стал рассматривать его с острым интересом. На вид мальчику было лет одиннадцать или двенадцать. Даже если бы он и не был одет в яркую одежду, четкие черты и медный цвет лица указали бы на него как на цыгана.

- Сэр, - извиняющимся тоном обратилась к Кеву экономка, - прошу прощения за то, что прерываю вашу работу. Но этот парнишка появился на пороге, неся всякую тарабарщину, и отказался убираться прочь. Мы подумали, что, может быть, вы сможете понять его.

Тарабарщина оказалась совершенно четким цыганским.

- Droboy tume Romale, - вежливо произнес мальчик.